Фамильная честь Вустеров. Держим удар, Дживс! Тысяча благодарностей, Дживс!

Вудхаус Пелам Гренвилл

— Берти, неужели ты забыл нашу прекрасную юность, школьные годы?

— Забыл.

— Не помнишь, как я поделился с тобой последней плиткой молочного шоколада?

— Не помню.

— А ведь я отдал тебе половину, и ты сказал, что сделаешь для меня все, если понадобится… Но если эти клятвы — святые клятвы, как назвали бы их некоторые, — ничего для тебя не значат, что ж, говорить нам больше не о чем.

Он потоптался в комнате, как та самая кошка в пословице, потом вынул из нагрудного кармана фотографию Мадлен Бассет и впился в нее взглядом.

Наверное, черпал в ней силы. Вот глаза его заблестели. Лицо утратило рыбье выражение. Он вышел с решительным видом и тут же вернулся, да еще дверь за собой захлопнул.

— Берти, послушай, там Спод!

— Ну и что?

— Он бросился на меня.

— Что-о-о, бросился на тебя?

Я нахмурился. Я терпелив, но не надо испытывать мое терпение. Неужели после всего, что я сказал Родерику Споду, он не сдался? Невероятно! Я распахнул дверь и убедился, что Гасси не обманул меня. Спод действительно был в коридоре.

Увидев меня, он стал ниже ростом.

— Спод, вам что-нибудь от меня нужно? — обратился я к нему сурово, ледяным тоном.

— Нет, нет, ничего. Благодарю.

— Иди, Гасси, — сказал я и остался стоять, наблюдая, как он прошел мимо этой гориллы, стараясь держаться как можно дальше, и скрылся за углом. Убедившись, что все благополучно, я обратился к Споду.

— Спод, — произнес я ровным, бесстрастным тоном, — я приказал вам оставить Гасси в покое или не приказывал?

Весь его вид выражал мольбу.

— Пожалуйста, Вустер, может быть, вы позволите мне хоть как-нибудь его проучить? Ну самую малость: хотя бы дать пинка под зад?

— Никогда.

— Конечно, все будет, как вы скажете. — Он удрученно поскреб щеку. — А вы читали этот блокнот, Вустер?

— Нет.

— Он написал, что мои усы в точности похожи на бледное грязное пятнышко, которое осталось на краю кухонной раковины после того, как там раздавили таракана.

— У него всегда был поэтический склад ума.

— А когда я ем спаржу, перестаешь верить, что человек — венец творения.

— Да, помню, он говорил мне. Кстати, он прав. Я обратил внимание за ужином. Совет вам на будущее, Спод: берите овощи в рот деликатно и беззвучно. Не спешите, не набрасывайтесь на них с чавканьем. Старайтесь помнить, что вы человек, а не акула.

— Ха-ха-ха! Человек, а не акула! Очень остроумно, Вустер. Отлично сказано.

Он снова засмеялся — не скажу, чтоб очень искренне, как мне показалось; и тут подоспел Дживс с графином на подносе.

— Принес бренди, сэр.

— Что-то вы долго, Дживс.

— Да, сэр. Я снова приношу извинения за столь долгое отсутствие. Я задержался с полицейским Оутсом.

— Вот как, опять болтали?

— Не столько болтал, сэр, сколько останавливал ему кровь.

— Кровь?

— Да, сэр. С полицейским произошел несчастный случай.

Легкая досада мгновенно улетучилась, ее место заняла жестокая радость. Жизнь в Тотли-Тауэрсе закалила меня, благородные чувства притупились, известие, что с полицейским Оутсом приключился несчастный случай, вызвало у меня ликование.

Честное слово, только одно могло доставить мне еще большее удовольствие: весть о том, что сэр Уоткин Бассет наступил на кусок мыла и всей своей тушей грохнулся в ванну.

— Что за несчастный случай?

— Его ранили, сэр, когда он пытался отнять серебряную корову сэра Уоткина Бассета у ночного грабителя.

У Спода вырвался крик:

— Но ведь корову не украли?

— Украли, сэр.

Родерик Спод был потрясен. Если вы помните, он с самого начала относился к корове с отеческой нежностью. Больше он слушать не стал, тут же унесся прочь, а мы с Дживсом вошли в комнату. Я сгорал от любопытства.

— Рассказывайте, Дживс, рассказывайте.

— Видите ли, сэр, добиться от полицейского связного повествования не удалось, однако я заключил, что он нервничал и волновался…

— Без сомнения, из-за того, что не может переговорить с папашей Бассетом, который, как мы знаем, принимает сейчас ванну, и получить у него позволение покинуть пост и рвануть ко мне за своей каской.

— Без сомнения, сэр. А поскольку он так сильно нервничал, ему чрезвычайно хотелось покурить трубку. Но это рискованно, ведь его могут застать с трубкой при исполнении обязанностей, да еще в комнате, которую заполнят клубы дыма, и потому он вышел в сад.

— Да уж, у этого Оутса ума палата.

— Стеклянную дверь он оставил открытой. А немного погодя его внимание привлекли доносившиеся из комнаты звуки.

— Что за звуки?

— Звуки крадущихся шагов, сэр.

— В комнату кто-то незаметно прокрался?

— Именно, сэр. А потом раздался звон разбитого стекла. Он поспешил в комнату, в которой, естественно, не было света.

— Почему?

— Потому что он его выключил, сэр.

Я кивнул. Мне было все ясно.

— Сэр Уоткин дал ему указание охранять коллекцию в темноте, чтобы у грабителя создалось впечатление, будто в комнате никого нет.

Я снова кивнул. Подлый прием, но чего еще ожидать от скудного умишка бывшего мирового судьи.

— Он подбежал к горке, где стояла корова, и чиркнул спичкой. Спичка сразу погасла, однако он успел разглядеть, что упомянутое произведение искусства исчезло. Он пытался осмыслить значение страшного открытия, как вдруг уловил какое-то движение и, оглянувшись, заметил смутную фигуру, которая выскользнула в стеклянную дверь. Он кинулся за ней в сад, почти догнал, вот-вот схватит, как вдруг из темноты выскочила смутная фигура…

— Та же самая?

— Нет, сэр, другая.

— Видно, все смутные фигуры только и дожидались нынешней ночи.

— Похоже на то, сэр.

— Лучше называйте их Пат и Майк, а то мы запутаемся.

— Может быть, А и Б, сэр?

— Пожалуйста, Дживс, если вам так больше нравится. Он почти догнал смутную фигуру А, сказали вы, как вдруг из темноты выпрыгнула смутная фигура Б…

— …и хвать его кулаком по носу.

У меня вырвалось восклицание. Все, тайна разгадана.

— Старина Линкер!