Фамильные ценности
Шрифт:
После его смерти, освобожденная от бремени принадлежности к славному роду Брунамонти, графиня, которая никогда не пользовалась титулом, если не считать ярлыков на дизайнерской одежде, добилась успеха в мире моды. Она была талантлива, очень много работала, и банки, годами наблюдавшие, как она, несмотря ни на что, пыталась спасти имущество семьи, поверили в нее и оказали поддержку. Сейчас бренд «Contessa» широко известен в Европе, Америке и Японии.
— Ну теперь-то вы расскажете мне, что произошло? — закончил вопросом свой рассказ Джорджо.
— Да, конечно. Вот только поднимусь туда сказать пару слов, если вы не возражаете, и вернусь, — пообещал инспектор.
Пока он шел к передним дверям бара, официант
4
Инспектор Гварначча медленно брел по темному арочному туннелю входа, затем мимо заколоченной досками сторожки привратника, пока не вышел в уединенный сад, где тихо играли на солнце фонтаны и зимний жасмин оплетал стены цвета охры. Укрытые от зимнего ветра желтые и фиолетовые крокусы как разноцветные брызги украшали подножия фонтанов, и среди них весело прыгали и чирикали воробьи. Идиллическая картина. Инспектор взглянул вверх. Почти все высокие коричневые ставни на внутреннем фасаде были закрыты. Все как-то слишком спокойно.
— Могу я вам чем-нибудь помочь?
Он обернулся. За крытой галереей слева от него стояла, придерживая открытой стеклянную дверь, пухлая седоволосая женщина. Он подошел к ней:
— Не подскажете ли мне, каким входом воспользоваться? Я ищу Леонардо Брунамонти, я хочу сказать, графа…
— Он никогда не пользуется титулом. Он не очень хорошо себя чувствует, так что я даже не знаю… — Она обернулась на длинное помещение позади. — Идите за мной.
Гварначча вошел за женщиной в комнату с очень высокими потолками, возможно, ее проектировали для экипажей, а не для людей. Слабые лучи, проникавшие со двора, идеально подходили для глаз страдавшего аллергией на солнечный свет инспектора, но у большинства людей, наполнявших комнату, были свои лампы для работы с шитьем, кроем и драпировкой на моделях. В помещении висел гул — инспектору вспомнился гудящий улей июльским полднем, а жужжание швейных машинок еще более усиливало это впечатление. Одна за другой они замедляли движение и останавливались, едва работавшие замечали темный силуэт инспектора в дверях. Он не знал, почему их реакция на его появление оказалась именно такой, но она была удивительно единодушной. Они смотрели, как один человек, дышали, как один человек, — в этом не было сомнения. И все же кто-то из них стал наводчиком… кто-то, осведомленный о финансах семьи, об образе жизни ее членов. Инспектор готов был биться об заклад, что в данную минуту этого человека здесь нет. Да ему и нужно-то всего лишь узнать, куда идти, а задавать вопросы этим людям не его работа. Этим должен заниматься человек повыше чином — возможно, даже сам прокурор, поэтому инспектор ни о чем их не спросил.
Заговорила седая дама, которая привела инспектора сюда:
— Я синьора Верди, Марианжела Верди. Хочу сразу сказать, что мы не знаем, что происходит, но в любом случае мы все готовы вам помочь.
— Благодарю вас.
— Не нужно меня благодарить. Это Леонардо попросил нас собраться и помочь. Мы даже не догадываемся, что случилось. Может, вы сообщите? Извините… — Она замолчала и занялась только что, видимо, полученной посылкой.
— Пожалуйста… — Он смотрел, как она открывает небольшой пакет. В нем находились маленькие белые аккуратные кусочки ткани — ярлыки для платьев с вышитой золотым курсивом надписью «Contessa» и словом «Флоренция» в нижнем левом углу.
Глядя на них, инспектор вспомнил бланки и визитные карточки полоумного мужа графини, Уго Брунамонти, экспортера воображаемых прекрасных итальянских вин.
— Вы позволите?… — Он взял один из ярлыков.
— Да, пожалуйста. Раньше
— Возможно, немного длинновато, — пробормотал Гварначча.
Его изумило то, что дама будто бы действительно ждала, что он, инспектор карабинеров, выскажет собственное мнение по вопросу о подделке модных брендов, и насторожил тон, которым она произнесла слова «ее сиятельство», — почти злобный. Подобный тон вряд ли можно было объяснить разногласием по поводу вышивки на ярлыках.
Возможно, внутреннее чутье его подвело и предположение относительно этих людей в корне неверно? Про себя он решил обсудить это с капитаном, после того как сотрудников опросят. Что-то здесь не так.
Сколько человек находилось в комнате? На него смотрело множество пар глаз, вокруг витал запах новой одежды и машинного масла — запах его детства, дребезжание старой ножной швейной машинки…
«Мам, дай понажимать на педаль! Пожалуйста…»
«Сломаешь иглу».
— Не могли бы вы показать мне, куда идти, синьора?
— Понятно… Вы не собираетесь ничего нам говорить. — Она повела его к выходу.
— С вами придет поговорить другой человек. Это не в моей компетенции… По лестнице?
— Воспользуйтесь лифтом. Второй этаж. — Она вызвала для него лифт и ушла.
На втором этаже, где пол был отделан гладким белым мрамором, он оказался перед двойными дверями и коротко нажал на медный звонок. Открыла служанка-филиппинка в голубом платье и белом переднике. У нее было заплаканное лицо, а увидев его форму, она разрыдалась и бросилась прочь, даже не проводив его.
Перед инспектором неожиданно возникла высокая, светловолосая дочь графини — как же, черт возьми, ее зовут? Надо было посмотреть в блокноте. Она попыталась загородить ему дорогу, от мрачных предчувствий лицо ее побелело. Над краем белого дивана позади нее торчали ноги молодого мужчины, закутанные в шерстяной плед.
Инспектор покачал головой, словно показывая, что не собирается выдавать ее, но она не сдвинулась с места, и ему показалось, что она скорее прячет от него брата, чем старается скрыть его приход.
— Синьорина… — Он был готов притвориться, что незнаком с ней, но отступать не собирался. — Прошу прощения за вторжение, но я ищу Брунамонти, Леонардо Брунамонти.
Даже теперь девушка не отодвинулась, поэтому он аккуратно обошел ее и увидел, что молодой человек на белом диване медленно стянул плед и сел. На полу у его ног лежала летная кожаная куртка. Инспектор не сомневался, что она лежит здесь с момента его возвращения домой той роковой ночью. Он не ошибся: из кармана торчал сложенный собачий поводок.
Инспектора потрясло лицо Леонардо. Разумеется, следовало ожидать, что сын, сраженный горем, не сможет ни есть, ни спать, однако довести себя до такой степени!.. Лицо юноши было зеленовато-бледным, с черными кругами вокруг глаз, которые, казалось, он с трудом держал открытыми. Сделав попытку взглянуть на инспектора, он уронил голову на руки и пробормотал:
— Ставни…
В длинной комнате были открыты только внутренние ставни, и вошедшая служанка закрыла их, оставив тоненькую щель света, благодаря которой они могли видеть друг друга, однако лишь потому, что сама комната и все в ней было совершенно белым. Инспектор счел эту белизну странной, но сейчас не было времени удивляться. Он подошел и встал напротив дивана. Леонардо был такой же высокий и хрупкий, как его сестра. Он смотрел на инспектора сквозь пальцы и произносил слова, почти не разжимая губ, будто старался свести на нет любые мимические усилия: