Фан-клуб

Уоллес Ирвин

И все же, вопреки здравому смыслу, Шэрон позволила себе сохранить хотя бы маленькую надежду. Это было вполне понятно. Это нормально. Даже Шекспир говорил, что у несчастных нет другого лекарства, кроме надежды. В ее бедственном положении она использовала самообман, надеясь, что это лекарство сработает.

Теперь крошечный огонек, горевший для нее в пространстве мысли, потух.

Она никогда не чувствовала себя более потерянной или испуганной.

Услышав скрип пола в коридоре, она насторожилась.

Она услышала, как Продавец обращается к кому-то:

— Эй вы, куклы, кто из вас оставил дверь открытой?

Инстинкт предупредил ее: они не должны знать, что

она что-либо слышала, как их разговор, так и телепередачу. Она притворилась спящей.

Теперь слышалось два голоса, и они приближались. Один принадлежал Продавцу, другой — Злодею. Очевидно, они смотрели на нее через щель.

Злодей говорил:

— Гос-по-ди, кто это так оставил дверь? Она могла услышать, как мы разговариваем, пользуясь именами.

Продавец уверял его:

— Она крепко спит, так что все в порядке.

— Ну так, черт побери, давай будем осторожнее.

Дверь плотно прикрыли. Шаги удалились.

Шэрон открыла глаза.

Ее мышление было теперь широко открыто всему — миру, ее ситуации, необходимости изобрести надежду, когда надежды не существует. Она постаралась вспомнить, о чем она думала перед сном. Да. О необходимости самой что-то сделать для себя. Если внешний мир был слеп по отношению к ее беде, то есть только один человек на земле, который может заставить мир увидеть правду о том, что с ней действительно случилось. Один человек.

Это было ее делом. И никого больше. Это было делом Шэрон Филдс, сказала она себе, — позаботиться о том, чтобы Шэрон Филдс была спасена.

Что же может быть сделано, учитывая ее ограниченные возможности?

Ответы, варианты. Она искала их. С возобновленными усилиями, с навязчивым внутренним стремлением победить этих четырех монстров, она обнаружила, что может мыслить невероятно ясно, холодно, логично, перебирая различные подходы к делу.

Один факт был неопровержим. Какой бы потерянной она себя ни чувствовала, какой бы покинутой ни была, она была не одна. Она была с четырьмя другими людьми, которые имели связи с внешним миром. Значит у нее есть люди, с которыми или через которых можно общаться, и их, может быть, удастся обхитрить и сделать проводниками к внешнему миру.

Но как их можно использовать?

Затем до нее дошло — мгновенное воспоминание о прошедших годах — что она множество раз задавала себе точно такой же вопрос во время ее долгой одиссеи от Нью-Йорка до Голливуда. Как можно использовать этого мужчину, того мужчину, этот контакт, другой контакт?

В прошлом она всегда находила средства. Оглядываясь назад, прогоняя в своей памяти свои отношения с другими мужчинами, — не отличающимися от этих мужчин по правде говоря, такими же низкими, такими же грубыми, такими же свиньями, — она вспоминала, как использовала этих других и манипулировала ими в своем восхождении к различным степеням свободы. По сути дела, с определенной точки зрения тогда перед ней стояли более сложные задачи, чем сейчас, потому что мужчины, которыми она манипулировала, были изощреннее, коварнее, умнее. И все же она преуспела. Она преодолела их. Она выискала их слабости, сыграла на них, использовала мужчин, как они использовали ее.

Ну так почему бы и нет? Почему бы и не поиграть в старую, ненавистную игру?

Она уже начинала разбираться в их характерах. Фактов у нее не было. Но она подобрала ключи к их уязвимости, и они стали ей понятнее. Эти древние афоризмы о том, что можно много чего рассказать о человеке по его собаке, по его книгам, по его манере играть в карты, были не более истинны, чем ее познания в том, что можно узнать о человеке по его поведению в спальне.

Возьмем,

к примеру, Злодея. Он техасец, она была в этом уверена. На жизнь зарабатывал руками. Необразован, но пронырлив. Садист, и поэтому самый опасный. У него навязчивая идея насчет того, что он неудачник, не получивший своей доли в жизни. Но в его доспехах жеребца был явный просвет. У него было высокое мнение о себе в плане обращения с женщинами. Он считал себя суперлюбовником. До сих пор она отказывалась отвечать на это. Сама идея казалась ей отталкивающей. А что, если она ответит? Если она намеренно усилит его сексуальное «Я»? Заставит его ощутить себя гигантом? Куда могла бы привести эта игра? Долгое дело, да, но в результате она могла бы его обезоружить, он стал бы больше ей доверять и больше бы раскрыл себя.

Или возьмем Продавца. С ним гораздо легче, он более уязвим для манипуляций. Он был мыльным пузырем, жабой, старающейся стать быком, постоянно скрывая, что внутри нет ничего, пустота. Он не был уверен в своей удали насчет секса. Вероятно, ему доставило бы облегчение заняться эксцентричными видами секса, он смог бы расслабиться, насладиться полностью. В подобных обстоятельствах, если его заставить считать себя удачливым, он мог бы рассказать больше чем надо, и кое-что из того, что он рассказал бы, могло оказаться правдой.

А возьмем Скромнягу. Он признался, что в чем-то является профессионалом. Он женат в течение долгого-предолгого времени. Ему нужно разнообразие, стимуляция, экзотические высоты, которых он не знал, и ему нужно отдаваться этим актам без чувства вины. Он робок. Нервозен. Встревожен. Если ему сделать щедрый укол уверенности в себе, возрождения к юности, езды ради истинного удовольствия, без чувства вины, он мог бы растаять, выбраться из-за своего внешнего фасада, ощутить себя признательным и обязанным ей и заговорить о вещах, о которых иначе и не вспомнил бы.

Или, наконец, возьмем Мечтателя. С виду, казалось бы, им манипулировать легче всего по причине его всепоглощающей, как он заявляет, любви к ней. Но в определенном отношении добраться до него труднее всех. Он пребывает где-то посередине между фантазией и реальностью. У него чувствительность творца, он лелеял приличные мотивы, но они были искажены его бегством в мир снов наяву, которые он старался претворить в жизнь. И все же здесь тоже можно было бы что-нибудь сделать. Он очень уязвим. Он создал иллюзорную жизнь с ней и теперь хотел, чтобы она осуществилась. Просто он влюбился в Шэрон Филдс, которая существовала в его мечтах, а не в ту, которую увидел во плоти. Предположим, она станет той богиней, какой он ее видит? Что если она будет исполнять все его мечты об их совместной жизни? Если прикинется, что приняла его любовь, сочтя это честью для себя, и ответит взаимностью? Что если она восстановит его мужскую силу? Ну и работа, но, Бог ты мой, какую пользу это могло бы принести. Больше, чем в случае других, он мог бы стать ее доверенным лицом и даже — да, даже союзником, сознательно или бессознательно.

Материал был. Сырая глина, которую надо слепить, сформировать, сделать своей.

Какова же практическая польза от всего этого?

Она перебрала разумные цели и различные шаги, которые могли бы привести к достижению хотя бы некоторых из этих целей. Перечислила в уме первые, начальные шаги.

Она должна уговорить их развязать ее и не связывать — оставить хотя и пленницей в ограниченном пространстве, но со свободой передвижения в этом пространстве. Они должны развязать ее ради самих себя, ради удовольствий, которые они от этого получат, удовольствий, которые она им гарантирует, как только будет освобождена.