Фанданго (сборник)
Шрифт:
Решившись наконец высказать свою просьбу, она направилась к воде в тот момент, когда торг, подогретый, с одной стороны, вином, с другой – раздражением, принял подобие взаимных наскоков. Нок, услышав легкие шаги сзади, мгновенно оборвал разговор: старик, увидев еще людей, мог задуматься вообще над будущим лодки, а человек, шедший к воде, одной случайной фразой мог выдать пьянице всю остроту положения множества пассажиров, среди которых старик нашел бы, разумеется, людей сговорчивых и богатых.
Нок сказал:
– Подожди-ка здесь, я скоро вернусь.
Он
«Да, женщина, – бросил он себе с горечью, но и с самодовольством опытного человека, глубоко изучившего жизнь. – Чему удивляться? Ведь это их миссия – становиться поперек дороги. Сейчас я ее сплавлю».
Гелли растерянно, с слабой улыбкой смотрела на его неприязненное сухое лицо.
– Очень прошу вас, – прошептал Нок с оттенком приказания, – не говорите громко, если у вас есть что-нибудь сказать мне. Я вынужден заявить это в силу моих причин, притом никто не обязан выказывать любопытства.
– Извините, – потерявшись, тихо заговорила Гелли. – Это вы говорили так громко о лодке? Я не знаю с кем. Но я подумала, что могла бы заплатить недостающую сумму. Если бы вы купили сами, я все равно обратилась бы к вам с просьбой взять меня. Я очень тороплюсь в Зурбаган.
– Вы очень самонадеянны, – начал Нок; девушка мучительно покраснела, но по-прежнему смотрела прямо в глаза, – если вам кажется…
– Ни любопытство, ни грубость не обязательны, – глухо сказала Гелли, гордо удерживая слезы и поворачиваясь уйти.
Нок остыл.
– Простите, прошу вас, – шепнул он, соображая, что может лишиться лодки, – подождите, пожалуйста. Я сейчас, сию минуту скажу вам.
Гелли остановилась. Самолюбие ее сильно страдало, но слово «простите», по ее простодушному мнению, все-таки обязывало выслушать виноватого. Может быть, он употребил не те выражения, потому что торопился уехать.
Нок стоял, опустив руки и глаза вниз, словно искал в траве потерянную монету. Он наскоро соображал положение. Присутствие Гелли толкнуло его к новым выводам и новой оценке случая, помимо доплаты денег за лодку.
– Хорошо, – сказал Нок. – Вы можете ехать со мной. В таком разе, – он слегка покраснел, – доплатите недостающие двадцать рублей. У меня не хватает. Но, предупреждаю вас: не взыщите, я человек мрачный и не кавалер. Со мной едва ли вам будет весело.
– Уверяю вас, я не думала об этом, – возразила девушка послушным, едва слышным шепотом, – вот деньги, а вещи…
– Не берите их.
– Как же быть с ними?
– Пошлите письмо в контору пароходства с описанием вещей и требуйте их наложенным платежом. Все будет цело.
– Но плед…
– Бегите же скорее за пледом, и никому ни слова, – слышите? – ни четверти слова о лодке. Так нужно. Если не согласны – прощайте!
– О, нет, благодарю, благодарю вас… Я скоро!
Она скрылась, не чувствуя земли под ногами от радости. Конспиративную обстановку отъезда она объяснила нежеланием Нока перегружать лодку лишними пассажирами.
Рыбак, боясь, что сделка не состоится, крикнул:
– Эй, господин охотник! Я-то тут, а вы-то где?
– Тут же, – сказал Нок, выходя к лодке. – Получай денежки. Я ходил только к нашему становищу взять из пальто твою мзду.
Взяв деньги, старик пересчитал их, сунул за пазуху и умильно проговорил:
– Ну, и один же стаканчик водки бы старому папе Юсу!.. Вытряхнули старика из лодки, да еще с больными ногами, да еще…
Нок тотчас смекнул, как удалить рыбака, чтобы тот не заметил женщину.
– Хочешь, ступай по лужайке, что за кустами, – сказал он, – пересеки ее и подайся от берега прямо в лес, там скоро увидишь костер и наших. Скажи, что я велел дать тебе не один, а два и три стаканчика водки.
Действие этого небрежного предложения оказалось чудесным. Старик, помолодев вдвое, поспешно свернул сеть, взвалил ее с сумкой и удочками на плечо и бойко прыгнул в кусты.
– Так вот пряменько идти мне?
– Пряменько, очень пряменько. Водка хорошая, старая, холодная.
– А вы, – старик подмигнул, – шутки свои шутить приметесь?
– Да.
– И великолепно. А я вот чирикну водочки да и домой.
«Убирайся же», – подумал Нок.
Рыбак, еще раз подмигнув, скрылся. Нок стал на том месте, где говорил с Гелли. Минуты через три, задыхаясь от поспешной ходьбы, она явилась; плечи и голову ее окутывал серый плед.
– Садитесь же, садитесь, – торопил Нок. – Вам руль, мне весла. Умеете?
– Да.
Они уселись.
«Романично! – съязвил про себя Нок, отталкивая веслом лодку. – Моему мертвому сердцу безопасны были бы даже полчища Клеопатры, – прибавил он, – и вообще о сердце следовало бы забыть всем».
Стемнело, когда эти двое молодых людей тронулись в путь. Только у далекого поворота еще блестела рассыпанным ожерельем стрежь, просвет неба над ней, уступая облачной тьме, медленно потухал, напоминая дремлющий глаз. Блеск стрежи скоро исчез. Крякнула утка; тишину осенил быстрый свист крыльев; а затем ровный, значительный в темноте плеск весел стал единственным одиноким звуком речной ночи.
Нок несколько повеселел оттого, что едет, удаляется от парохода и вероятной опасности. С присутствием женщины Нока примиряло его господствующее положение; пассажирка была в полной его власти, и хотя власть эту он и не помышлял употребить на что-нибудь скверное, все-таки видеть возможность единоличного распоряжения отношениями было приятно. Это слегка сглаживало обычную холодную враждебность Нока к прекрасному полу. У него совсем не было желания говорить с Гелли, однако, сознав, что надо же выяснить кое-что, неясное для обоих, Нок сказал: