Фанфик Четверо лучших
Шрифт:
— Что, Огги? — тихо спросил он, и теперь ответ разобрал даже я:
— Оста-анься…
Снейп зарычал, дёрнул себя за прядь волос, свисающую на лицо, щёлкнул пальцами, приказал что-то эльфийке. Через пару секунд он уже доставал из прозрачного пакетика нечто, что, как я вспомнил, называлось шприцем, и разбивал крохотный запаянный фиал. Видимо, дело плохо, если он решил прибегнуть к маггловским вещам — интересно, воздействуют ли они на волшебников так же…
За его манипуляциями с непониманием следили все, за исключением, пожалуй, Макнейра,
— Иголки в человека? — скривилась Алекто. — Опомнись, ему и так больно!
— Замолчи, — велел Снейп и вправду воткнул иглу Руквуду в сгиб колена. Я на всякий случай отвернулся, а когда взглянул снова, тело на постели медленно расслаблялось.
— Что это, зелье? — спросил Рабастан, и Снейп не рявкнул, а ответил устало:
— Нет, это маггловский наркотик. Очень сильный, но в медицине употребляется.
— Дурь?! — ахнула Алекто, но я уже не слушал дальнейшего разговора. С запозданием я догадался, что Северусу, должно быть, самому больно, и что, честно говоря, мне стыдно за произошедшее с нами безумие.
— Бинт, — велел Снейп эльфийке. Я, стиснув зубы, наблюдал за тем, как истерзанная плоть скрывается под белой тканью, и вновь жалел о том, что не унаследовал дар целительства. Дед лёгкие раны исцелял буквально наложением рук, но на моём отце дар как будто иссяк после такого яркого проявления. Поэтому толку от меня сейчас было не больше, чем от остальных, — кроме Снейпа, разумеется.
Руквуд лежал весь в бинтах, но дышал спокойно, и судорога уже не сводила тело. Снейп убрал с лица мокрые волосы и вынес вердикт:
— До утра дотянет — будет жить. Если захочет, конечно… Кто останется с ним?
— Я, — глухо сказал Макнейр, ни на кого не глядя. Пальцы его касались края кровати; я точно не видел, но мне казалось, что под ними лежит прядь волос Руквуда. Что ещё за штучки?
— Если что-то изменится — присылай эльфа, — велел Северус и только теперь встретился со мной взглядом. — Мерлин, сколько нервов с вами…
Дверь приоткрылась, и в щель протиснулась толстая морда Фенрира. Он потянул носом воздух и спросил:
— А где это так вкусно кровью пахнет?
В комнате повисло гробовое молчание. Я отчаянно жалел, что не взял трость, но тут увидел, что за палочками потянулись все находящиеся в комнате, кроме Барти, а Макнейр медленно вытаскивает из ножен на поясе узкий блестящий нож.
— А? — переспросил Фенрир, не дождавшись ответа. И в этот момент случилось то, чего никто не ожидал: без оружия, в одной ночной рубашке на оборотня надвинулась Алекто, и её пышные телеса заколыхались под тонкой тканью в такт движениям.
— Пошёл вон, людоед вонючий, а то сейчас такое проклятие схлопочешь — мало не покажется! — визгливо воскликнула она.
— На себя посмотри! — спокойно ответил Фенрир, показывая жёлтые зубы. — С вами здороваться стыдно уже, докатились, чистокровные… —
56. СС. Отношения
Я сидел прямо на полу, в мантии на голое тело, и отчего-то знал, что так правильно. Перед глазами, конечно, то и дело назойливо появлялись все ужасы сегодняшнего дня: и мёртвая девочка, и изувеченный Огги, и возвышающийся в комнате призрак, видимый только мне.
— Налей ещё, — попросил я, не глядя протягивая бокал. Люциус перевернул над ним бутылку вина, разделённую нами на двоих, и вылил остатки.
— Больше нет, — сказал он и тоже сел на пол, напротив меня. Я не смотрел на него, но знал, что он не сводит с меня глаз.
— Жалеешь, — утвердительно произнёс он.
— Сказал же — нет, — огрызнулся я и залпом выпил оставшееся вино. Потёр глаза. — Ну и денёк… И ночка вместе с ним.
— Тебе ничего не кажется странным? — задумчиво промолвил Люциус, поглаживая ободок своего бокала. — Сначала Драко, потом Поттер, потом Руди, потом Огги… И ни в одном случае нет смертельного исхода. Как тебе?
— Это мы ещё не знаем, — резонно возразил я. — Да и вряд ли это всё как-то связано между собой.
— Да, возможно… — вздохнул он, качнул в бокале рубиновую жидкость, напомнившую мне кровь. В спальне Барти её была целая лужа, но я, конечно, ухитрился-таки под конец влить в бесчувственного Руквуда все нужные зелья, и Кроветворное в том числе. Теперь нужно только, чтобы измученный организм выдержал бешеную нагрузку на магию… Кажется, я ничего не забыл.
— О чём ты думаешь?
— О зельях, — честно признался я. — Как ты думаешь, мы правильно поступили, что оставили там Макнейра?
— Невзирая на все их с Августусом трения и партизанскую войну — да, — без тени сомнения ответил Люциус. — И если кто и услышит, как подкрадывается Фенрир, и сможет его ненадолго задержать, так это Уолли. Забудь об этом. Утром проверишь, как там они.
Я кивнул, соглашаясь. Вино уже, конечно, ударило в голову, но не настолько, чтобы я залился горючими слезами от жалости к себе и окружающим.
— Сев… — тихо позвал Люциус. Я посмотрел на него: он сидел на полу, опять удивительно напоминающий себя молодого, когда мы с ним сбегали с какого-нибудь скучного приёма, устраивались в библиотеке, и около часа ночи научные изыскания неизменно заканчивались выводом, что истина в вине.
— Ты стесняешься, я знаю, — заговорил Люциус. — Ты хочешь всё забыть и жить дальше, как будто ничего не случилось, как ты поступаешь всякий раз, когда боишься. Что тебя пугает?
Он вызывает меня на пьяную истерику, не иначе.
— А представь себя на моём месте, — резко сказал я. — Каково это — всю жизнь любить одну женщину, хоть её давно уже нет, а потом переспать с лучшим другом!
Он тихо засмеялся и отпил вина.
— Ну вот, ты всё и сказал. Думаешь, твоя Эванс осудила бы тебя?