Фанфик Четверо лучших
Шрифт:
Итак, предположение оказалось неверным, и я даже не знал, радоваться ли, что жизнь всё-таки победила в изматывающем поединке, или скорбеть оттого, что мучения продолжаются. О том, что ночной поединок Августуса был поистине изматывающим, свидетельствовало всё: и общее истощение организма, и враз заострившиеся черты лица, и веки в фиолетовых прожилках.
Макнейр наконец нарушил тишину:
— С ним всё будет хорошо? Ты говорил, если до утра...
— Знаю, — оборвал его я. — Но обещать ничего не могу. Пусть пока спит, зелья ещё действуют.
—
— И ты молчал?! — прошипел я, мгновенно обозлившись. — Ты понимаешь, что он мог умереть именно потому, что ты не позвал меня?!
Не выношу чужой безалаберности. Поэтому сейчас, стоя вплотную к бывшему однокласснику и пытаясь встретиться с ним взглядом, я едва не скрипел зубами от злости. Не то чтобы Руквуда было слишком жалко: сам во всём виноват, но всё же...
— Когда я ясно сказал, что...
— Тихо, разбудишь, — взгляд указал мне на спящего, и Макнейр замялся. — Не нужен ты ему был тогда.
— Много ты знаешь! — фыркнул я, отходя, чтобы закрыть окно: ещё простудить раненого не хватало.
— Знаю, — спокойно подтвердил Макнейр, и я внезапно снова почувствовал, что чего-то не понимаю. Как вчера, на аудиенции.
— Зачем ты убил её?
Он не удивился переходу, а, может, просто не показал, и сразу понял, про что я, равнодушно пожал плечами:
— Лорд велел.
Я снова подошёл вплотную, хотя разница в росте начинала давить.
— Не знаю, в какие игры ты играешь, Уолли. Но если тебе что-то не нравится в политике Лорда...
— Нахрен политику, — оборвал он меня и вдруг замолчал, хотя сюда явно просилось продолжение.
— Так что же? — вкрадчиво спросил я.
— Ничего, — ответил он и только сейчас посмотрел в глаза. Странно всё-таки влияет магия на цвет глаз. У Поттера вон зелёные как изумруды, а у этого — васильковые, светлые, ярко выделяются на лице.
— Мне казалось, ты любишь несколько иные способы убийства, чем простая Авада, — процедил я. Но он не отвёл взгляд.
— Любил раньше.
— А сейчас уже неинтересно? — ехидно поинтересовался я.
— Вроде того, — ответил Макнейр, пожав плечами.
Я понял, что больше он ничего не скажет, и решился задать безумный вопрос.
— Ты не видел в последнее время ничего странного?
Макнейр опустился в кресло, на ручке которого сонно потягивался котёнок, в задумчивости поскрёб щетину.
— Ну, смерть по дому ходит, а что?
Пришлось признать, что есть вещи, которые мне неведомы.
— Смерть? И ты видишь её?
Он взглянул с чем-то, отдалённо напоминающим насмешку.
— Ну а ты как думаешь? Яксли вот недолго осталось... Ты лучше это... иди Руди проверь.
Если и бывали когда-либо ситуации, в которых я чувствовал себя откровенно не в своей тарелке, то это была одна из них. Что ещё он, интересно, прячет? Способности к магии высшего порядка? Умение предсказывать будущее? В принципе, не было ничего удивительного в том, что палач, обладающий минимумом волшебства, смог разглядеть смерть, затаившуюся
Я и сам не заметил, как дошёл до комнаты Руди. Признаться, иногда приходится чувствовать себя врачом: все мои убеждения, что от колдомедицины я достаточно далёк, разбивались о неприступную уверенность моих коллег, что лекаря лучше им не найти. Даже когда я на полном серьёзе предложил похитить главврача св. Мунго, меня подняли на смех.
У младшего Лестрейнджа было открыто, и, войдя, я понял, почему: у него сидел Рабастан. Окно по-прежнему было распахнуто настежь, и комната наполнялась запахами поздних цветов; беспорядок царил такой же, лишь на столе прибавилось мусора: там стояла пустая коробка из-под конфет, а Руди, задумчиво облизываясь, что-то дожёвывал.
— Баст, ну отдай! Ну по-хорошему прошу! — ныл он. — Ну чего тебе стоит?
— Не отдам, — непреклонно отвечал тот.
— Я что, разрешал тебе шоколадом обжираться? — рявкнул я, пользуясь тем, что меня они не заметили. Руди поспешно сделал глотательное движение, а Рабастан, сидевший у него в изножье спиной ко мне, подскочил от неожиданности.
— Снейп! Опять подкрадываешься! — возмущённо воскликнул он, убирая руку с рукоятки палочки.
Я презрительно фыркнул и подошёл к постели больного. Если привыкли считать меня чем-то вроде колдомедика, пусть все прелести этого расхлёбывают сами.
— Покажи язык, — потребовал я у Руди. Язык, как я и думал, оказался коричневым от шоколада. — Диабет хочешь заработать?
— А это что? — недоумённо спросил Руди, откидываясь на подушки. Солнце осветило его бледное лицо, тёмно-медные волосы превратило в огненные.
— Узнаешь, — грозно ответил я. — Учти, это не лечится. Больше никакого шоколада. Целую коробку вместо завтрака!
— Не целую! — возмутился Руди. — Я Баста угостил тоже.
— Одной конфеткой? — предположил я. Крыть ему было нечем.
— Тогда скажи, чтобы он мне палочку отдал! — потребовал Лестрейндж-младший и, хмурясь, посмотрел на меня снизу вверх. Рабастан устало вздохнул, и я его прекрасно понимал.
— Рудольфус Сигурд Лестрейндж! — рявкнул я. — Ты будешь делать всё, что тебе скажут, если хочешь выздороветь! А сейчас ты капризничаешь, как избалованная девица! Ты мужчина, в конце концов, или нет? — я порылся в карманах мантии и вытащил флакон с Укрепляющим. — А ну, пей!
Орал я исключительно для профилактики. То, что с Лестрейнджем происходило, я давно окрестил синдромом Блэка. Руди бросили в Азкабан, когда ему было семнадцать лет. Я не знал подробностей той тёмной истории с Лонгботтомами, но подозревал, что младший просто пошёл за братом. Проведя в компании дементоров четырнадцать лет, он едва не сошёл с ума (на то, каким он был сразу после побега, страшно было смотреть), а сейчас остался всё тем же мальчишкой. Он не мог повзрослеть, не мог духовно развиться, и теперь вёл себя как ребёнок, навёрстывая упущенные годы без общения, без ласки, без заботы... без шоколада.