Фанфик Гарри Поттер и Методы Рационального Мышления

Less Wrong

— Разве вы не понимаете? Если злодеи готовы прибегнуть к насилию для получения желаемого, а добрые люди всегда будут уступать, поскольку насилие слишком ужасно, чтобы его применять, то это — это не то общество, в котором стоит жить, директор! Неужели вы не осознаёте, что хулиганы делают с Хогвартсом, и более всего с факультетом Слизерина?

— Война слишком ужасна, чтобы так рисковать, — ответил старый волшебник, — и всё же она грядёт. Волдеморт возвращается. Чёрные фигуры собираются. Северус — одна из важнейших наших фигур в этой войне. Но наш злобный профессор зельеварения должен внешне, как говорится, соответствовать своей роли. Если за это можно заплатить чувствами детей, всего

лишь их чувствами, Гарри, — голос старого волшебника был очень тих, — то нужно быть чудовищно невежественным в военных делах, чтобы счесть это плохой сделкой. Это не сложный выбор, Гарри. Сложный — выглядит вот так.

Волшебник никуда не показывал. Он просто стоял на месте посреди постаментов.

— Вам нельзя быть директором, — выдавил Гарри сквозь жжение в горле. — Мне очень, очень жаль, но нельзя пытаться быть школьным директором и одновременно вести войну. Хогвартс не должен быть частью всего этого.

— Дети выживут, — устало прикрыл глаза волшебник. — Они бы не пережили Волдеморта. Не интересовался ли ты, Гарри, почему дети в Хогвартсе редко говорят о своих родителях? Потому что всегда, в пределах слышимости, есть кто-нибудь, потерявший мать или отца, или обоих. Вот что оставил Волдеморт в прошлый раз. Ничто не стоит того, чтобы такая война началась снова хотя бы на день раньше чем должно или длилась на день дольше чем должно.

В этот раз старый волшебник повёл рукой, как будто указывая на все сломанные палочки:

— Мы сражались не потому, что так было правильно! Мы сражались, когда было необходимо, когда не оставалось иного выхода. Таким был наш ответ.

— Вы поэтому ждали так долго, прежде чем сразиться с Гриндевальдом? — выпалил Гарри, прежде чем успел подумать.

Время замедлилось. Голубые глаза рассматривали его.

— С кем ты разговаривал, Гарри? — спросил старый волшебник. — Нет, не отвечай. Я уже понял.

Дамблдор вздохнул:

— Многие задавали мне этот вопрос, и всегда я уводил разговор в сторону. Однако в своё время ты должен будешь узнать всю правду. Поклянёшься ли ты никогда не обсуждать это с другими, пока я не дам согласия?

Гарри хотелось бы получить разрешение рассказать Драко, но...

— Клянусь.

— Гриндевальд владел древним и ужасным устройством. И пока это устройство было у него, я не мог сломить его защиту. Я не мог победить в нашей дуэли, наш поединок длился много часов, и в итоге Гриндевальд пал от истощения сил. И я бы умер после этого, если бы не Фоукс. Но пока его союзники-маглы приносили кровавые жертвоприношения, поддерживая его силы, Гриндевальд бы не пал. Никто не должен знать о том зловещем устройстве, принадлежавшем Гриндевальду. Никто не должен подозревать о нём, не должно быть ни единого намёка, и больше я тебе сейчас ничего не скажу. Вот так, Гарри. Никакой морали, никакой мудрости. Вот, что тогда произошло.

Гарри медленно кивнул. Это не было совершенно невероятным, по стандартам магии...

— А затем, — ещё тише продолжил Дамблдор, словно разговаривая с самим собой, — поскольку победил его именно я, когда я сказал, что он не должен умереть, все повиновались мне, хотя его крови требовали тысячи. И был он заключён в Нурменгарде, тюрьме, построенной им самим, и пребывает там по сей день. Я не собирался убивать Гриндевальда на той дуэли, Гарри. Понимаешь, однажды, давным-давно, я уже пробовал убить его, и это... это было... это оказалось... ошибкой, Гарри...

Старый волшебник держал перед собой свою тёмно-серую палочку и смотрел на неё так, словно это был хрустальный шар из магловской фэнтези, чаша, в которую можно заглянуть и увидеть ответы.

— И тогда я думал... Думал, что я никогда не должен убивать. А потом появился Волдеморт.

Старый волшебник вновь поднял взгляд на Гарри и хрипло продолжил:

— Он не похож на Гриндевальда, Гарри. Ничего человеческого в нём не осталось. Его ты

должен уничтожить. Ты не должен колебаться, когда наступит время. К нему одному, изо всех существ в этом мире, ты не должен выказать милосердия. И когда закончишь, ты должен забыть об этом, забыть, что ты сделал, и вернуться обратно к жизни. Сохрани свою ярость для этого и только для этого.

В кабинете повисла тишина.

После множества долгих секунд она была прервана коротким вопросом:

— Есть ли дементоры в Нурменгарде?

— Что? — переспросил старый волшебник. — Нет! Даже его я бы не обрёк на такую участь...

* * *

Старый волшебник смотрел на юного мальчика, который выпрямился и изменился в лице.

— Другими словами, — мальчик словно забыл, что в комнате кроме него есть ещё кто-то, — уже известно, как удержать могущественного Тёмного волшебника в тюрьме без дементоров. И люди знают, что они это знают.

— Гарри?..

— Нет, — мальчик поднял голову, и его глаза вспыхнули зелёным огнём, — я не принимаю ваш ответ, директор. Фоукс поручил мне миссию, и теперь я знаю, почему он доверил её мне, а не вам. Вы готовы принять соотношение сил, при котором плохие парни побеждают. Я — нет.

— Это тоже не ответ, — на лице старого волшебника не отразилась его боль, он давно научился её скрывать. — Отказ что-то принять ничего не меняет. Быть может, ты просто слишком юн, чтобы понять этот вопрос, Гарри, несмотря на то, как ведёшь себя внешне. Лишь в детских мечтаниях можно выиграть все битвы и не оставить без внимания ни одно злодеяние.

— Вот почему я могу уничтожать дементоров, а вы — нет. Потому что я верю, что тьма может быть разрушена.

У старого волшебника перехватило дыхание.

— Цена феникса не неизбежна, — сказал мальчик. — Это не часть какого-то глубокого равновесия, встроенного в мироздание. Это всего лишь та часть задачи, где вы ещё не придумали способ сжульничать.

Старый волшебник открыл рот, но не произнёс ни слова.

Серебряный свет падал на разломанные палочки.

— Фоукс поручил мне миссию, — повторил мальчик, — и я не отступлю от этой миссии, даже если мне понадобится разрушить всё Министерство для её выполнения. Вот та часть ответа, которую вы упускаете. Нельзя просто остановиться и сказать: «Ну что ж, похоже, мне никак не удастся придумать способ положить конец хулиганству в Хогвартсе», — и так это и оставить. Нужно просто искать ответ, пока он не найдётся. И если он потребует разрушить всю коалицию Люциуса Малфоя, что ж — прекрасно.

— А настоящая битва, битва против Волдеморта? — дрожащим голосом спросил старый волшебник. — Что ты сделаешь, чтобы выиграть её, Гарри? Разрушишь весь мир? Даже если ты когда-нибудь заполучишь такое могущество, этого не хватит, чтобы избежать всех цен. Возможно, ничего для этого не хватит! Если ты уже сейчас ведёшь себя так, это не что иное, как безумие!

— Я спросил профессора Квиррелла, почему он засмеялся после того, как наградил Гермиону сотней баллов, — сказал мальчик ровным голосом. — И профессор Квиррелл ответил, это не точные его слова, но он сказал примерно следующее: его чрезвычайно позабавило, что великий и добрый Альбус Дамблдор сидел там и ничего не делал в ответ на мольбу о помощи бедной невинной девочки, а он наоборот её защитил. И ещё он сказал, что, когда добрые высокоморальные люди завязываются узлом, они обычно не делают ничего, а если всё-таки начинают действовать, то их едва ли можно отличить от тех, кого мы называем плохими. В то же время он сам может помочь невинной девочке когда захочет, потому что он не является хорошим человеком. И мне следует помнить об этом всякий раз при мысли о том, чтобы вырасти хорошим.