Фанфик Прорицание Эйвери
Шрифт:
— А... а можно, ты иногда будешь мне отвечать? — осмелился попросить Эйвери. — Если тебе не трудно.
Тор медленно покачал головой, глядя туда, где из мрака уже возникал Мидгард.
— Нет, Эйдан. Иначе какая же это молитва?
— Я тебя не забуду, — прошептал Эйвери. После всего пережитого он хотел или спать, или горько плакать. Он догадался, какими сильными приходится быть богам, ведь им-то молиться некому.
— Я тебя тоже, — добродушно ответил Тор. — Ты храбрый мальчик. Великого воина из тебя не выйдет, но вот учёный муж — очень
Эйвери промолчал и зажмурился, прячась от злого ветра.
Когда Тор опустил его на землю, он огляделся и обнаружил, что они стоят в коридоре Хогвартса, прямо перед входом в гостиную Слизерина.
— Спасибо за всё, — тихо произнёс Эйвери. — Кажется, ты сделал меня немножко сильнее...
— Не стоит благодарности, — отмахнулся бог и, притянув его к себе, быстро поцеловал в лоб. — Беги скорее, там твой друг с ума сходит.
Эйвери скороговоркой произнёс пароль, а когда обернулся, в коридоре уже никого не было.
* * *
Встрёпанный Антонин с круглыми от ужаса глазами обернулся на звук открывающейся двери, но вместо того, чтобы обрадоваться, наставил на друга палочку. Вкупе с пижамой в горошек дуэльная стойка смотрелась комично, но Эйвери было не до смеха.
— Стой! — потребовал Долохов. — Ты кто такой?
— Эйдан Эйвери, твой друг, — ответил тот, прекрасно понимая опасения Тони. — Сколько меня не было?
— Меньше минуты, — сказал Антонин. — Как мы с тобой познакомились?
— В поезде, — устало поведал Эйдан. — Подрались — из-за чего, не помню. Продолжили в спальне после распределения...
Судя по прищуру, Долохов не очень-то поверил.
— Какой был чай, когда я оставил тебе ужин, а тебе пришлось съесть его на обед? — спросил он.
— Не было чая, — вытаращился Эйдан. — Был сок. Апельсиновый...
Антонин накинулся на него, стиснул так, что рёбра затрещали.
— Sukin ty syn, только не говори, что тебя проводили до коридора и обратно!
— Не... провожали, — отбивался Эйвери. — Я тебе завтра всё расскажу. За переводом приходили, забрали меня ты не представляешь куда! Для меня прошло несколько часов, я устал жутко и издёргался, а теперь пошли спать.
Они разошлись по кроватям. Эйвери отколол фибулу и положил её на тумбочку. Счастливый Антонин ворочался и что-то сонно бурчал себе под нос. Под его ворчание Эйвери и заснул.
17 декабря 1972 года, восемь часов вечера
— М-м... — потянулся Эйвери, чувствуя слабость во всём теле, открыл глаза и с минуту соображал, почему находится в Больничном крыле. Неужели фибула оказалась с подвохом и ночью исколола его до полусмерти? Или в иголке был яд? Но почему не насмерть?
Ширма отъехала в сторону и явила его взору бледного и серьёзного Антонина.
— Очнулся! — воскликнул он. — Ну и напугал ты нас всех!
Эйвери приподнялся и сел.
— А что случилось? — спросил он. Видимых повреждений на нём не было, и ничего не болело.
— Да ты в обмороке лежал весь день! —
— А какое сегодня число? — на автомате спросил Эйвери.
— Семнадцатое, — ответил Долохов.
— Января?! — ужаснулся Эйдан, гадая, куда подевался целый месяц и почему он его не помнит.
— Ты что, декабря! — недоумённо поправил Антонин. — На контрольной по зельям Бут уронил в огонь чешую саламандры и здорово обжёгся. Но дело не в этом! Вас с Крэббом и Ноттом Дамблдор сегодня утром достал из подземелья и тут же снял по пятьдесят баллов с каждого, вы даже очухаться не успели!
Антонин не прикалывался, Эйвери за четыре года дружбы это просекал мигом. Сегодня действительно было семнадцатое число, а их с Крэббом и Ноттом нашли без сознания после того самого неправильно проведённого ритуала. Никогда ещё Эйвери не был так близок к безумию, как сейчас. Перед глазами у него потемнело.
— Твои родители вот-вот будут здесь, их решили вызвать, раз ты не приходишь в себя, — продолжал Долохов, не видя, какое действие на друга оказывают его слова. — Так что колись быстрее, что вы там учуди... Эй! Куда?! Мадам Помфри! Ему плохо! Караул!!
* * *
Когда Эйдан очнулся, мягкая женская рука гладила его лоб, перебирала волосы.
— Мама, — прошептал он, не открывая глаз.
— Да, мой хороший? — тихо отозвалась мать.
Эйдан взглянул из-под опущенных ресниц. В Больничном крыле было темно, чтобы свет не мешал ему. Родители сидели по обе стороны от его кровати.
— Простите меня, — повинился Эйвери, предчувствуя жуткую взбучку. — Я не хотел...
— Ты мог погибнуть, ты это понимаешь? — строго произнёс отец. — Мы с Элоизой уже пережили гибель одного ребёнка. Зачем вы устроили этот ритуал?
— Я хотел, чтобы у меня были хорошие оценки, — Эйдан совсем расклеился и приготовился заплакать. Что-то не давало ему покоя, и он тут же понял: раньше родители никогда не говорили о том, что они чувствуют, когда ему что-то угрожает.
— Мерлин мой, Эйдан! — воскликнул отец, нарушая повисшую в Больничном крыле благопристойную тишину. — Ты что, думал, что мы любим тебя за твои успехи? Хоть совсем школу бросай, лишь бы жив был! — он тяжело вздохнул. — Как эти негодяи тебя на такое подбили?
— Они же старше, — тихонько всхлипнул Эйдан. — Почти что взрослые. — И добавил невпопад: — Пап, мне тебя так не хватало...
— Прости меня, — проговорил Эйвери-старший, и было видно, как тяжело ему даётся это признание. — Я недавно это понял, когда ты попал в беду. — И тоже добавил невпопад: — Хочешь, летом поедем на чемпионат мира по квиддичу?
Эйдан не любил квиддич, но в данный конкретный момент ему было всё равно, чемпионат мира или экспедиция на Северный Полюс, ведь родителей словно кто-то подменил: мать и не думала читать нотации, а отец сделал поистине царский подарок. Ничего подобного за ним раньше не наблюдалось.