Фанфики
Шрифт:
Пришёл, наконец, Сухан, сменил меня на посту.
В склепе… картинка. Чёткие полукружья отпечатков зубов на её грудях, наливающийся цветом засос на шее, синеющий отпечаток пятерни на ягодице.
Сразу вспоминается «Руслан и Людмила»:
«О тело, тело. Кто ж тебя усеял? Синими следами…».Как известно, Шекспир был плагиатором. Почти все его сюжеты взяты из известных в его время произведений
В оригинале мавр забил свою жену чулком с песком, дабы не оставлять следов. Шекспир от этого киллерства содрогнулся и заменил на — «душит её».
Я — не Шекспир. Чулка с песком у меня нет, но есть дрючок и миленькое молитвенное покрывало. Совмещаем и молотим. Не оставляя следов и тщательно учитывая анатомию.
Очень хорошо идут удары по икрам. Недели две нормально ходить не сможет. Что прекрасно избавляет от мыслей о побеге. Ежели вдруг появятся.
Ягодицы — больно будет и ходить, и сидеть. А лёжа — в суде не разговаривают, князю или епископу — челом не бьют.
Косточки бёдер, чуть-чуть по рёбрам, особенно — по нижним, очень осторожно по ключицам — косточки тонкие. Но при правильном воздействии — и дышать будет с опаской. А уж в крик кричать и вовсе не рискнёт.
Поясницу, само собой. Всякие жалобы подаются с поклоном, а она пока не сможет.
Получается… практически идеально. По пробуждению она будет занята исключительно собственным самочувствием, а не разными… происками.
Надо следовать русской классике — после обработки поленом ведьма стала вести себя значительно тише:
«Дикие вопли издала она; сначала были они сердиты и угрожающи, потом становились слабее, приятнее, чаще, и потом уже тихо, едва звенели, как тонкие серебряные колокольчики».
Ноготку расскажу: человек под наркозом не сопротивляется, не дёргается, боли не чувствует. Болезненные ощущения приходят сразу после пробуждения. Психика ещё не стабилизировалась, а уже больно. Интересные поведенческие эффекты возникают.
Не надо мне за это «пальму первенства»! Идея не нова.
В начале 19 века великий скрипач и композитор Николо Паганини раздражённо нюхнул подушечку на своей скрипке — какой-то посторонний запах. Но очередная вариация «Ведьм» уже переполняла душу маэстро. Он начал репетировать, а когда пришёл в себя — обнаружил потерю нескольких зубов и воспаление гортани.
Дальше его общение с окружающими происходило на уровне музыки (безусловно — гениальной), жестов (обычно — неприличных) и пластинки из слоновой кости, на которой он писал поручения своему секретарю. Секретарь их выполнял. С некоторой корректировкой в пользу своего основного работодателя — ордена иезуитов.
Есть определённая ирония в том, что многомиллионное состояние удивительного человека («С другими скрипачами у него общее только скрипка и смычок»), известного своим атеизмом, суевериями, чертовщиной («горбун
Ещё одну деталь надо добавить. Где тут у меня этот жёлудь-ладанка? Пока сидел на крылечке, процарапал по золочению наш фирменный знак — рябиновый лист. Теперь облизываем эту штучку и запихиваем её… ну прямо «в туда» девушке и запихиваем. Она уже три года как не девушка, поэтому… чпок… как так и было!
Я уселся у двери склепа и несколько даже вздремнул. Под утро стало свежо. Замёрзшая девушка начала шевелиться, вздыхать… и вдруг резко проснулась. Рывком села, чуть вскрикнув от боли в каком-то из обработанных мною мест. Непонимающе обвела помещение глазами.
Потом, уставившись на меня, старательно изображающего невинное пробуждение протиранием очей и невнятными звуками, сунула руку себе между ног. Вытянула спрятанный там предмет. С крайним недоумением несколько секунд рассматривала. Вдруг лицо её исказилось злобой, и она запулила им в меня.
Неудобный, типично женский замах задействовал группу обработанных мною мышц. Она вскрикнула и с плачем упала на спину.
— Аннушка, ты чего?
— Ты…! Это ты…! Ты меня…! Гад проклятый! Как ты посмел…!
Это просчитывается «на раз»: виновником всего объявляется первый попавшийся. Стандартная реакция при нервных потрясениях.
— Тихо! Молчать! Чего ты взбесилась? Что случилось?
— Ты… меня… я заснула… а ты… У меня… там… мокро… Ты! Развратник! Паскудник…!
— Заткнись! Христом богом клянусь — я тебя пальцем не тронул! Вот те крест святой!
И это таки — «да». Лжа мне заборонена. Поэтому-то я и Сухана позвал. А насчёт дрючка в платочке… так это ж не палец!
— А кто?! Кто меня… поял?! Кто?! Кроме тебя некому! Не лги!!!
— Запомни: я никогда не лгу. Никогда. Я тебя не… ял. Поняла?
Не верит. Здесь все уверены, что стоит оставить любых юношу и девушку вместе одних, как они немедленно приступят к совершению развратных действий.
Похоже, именно за этим зрелищем и лез сюда покойный стольник. Тем приятнее обломать всеобщую, исконно-посконную, «все вы такие, все так делают, с дедов-прадедов»… уверенность. Тем более, когда правда. И есть наглядные улики:
— Это что?
Демонстрация метательно-влагательного «жёлудя» приводит вдовицу в глубокое замешательство.
— Это… это ладанка. Я её мужу в гроб положила. А как же…?
Она в крайнем недоумении оглядывается на саркофаг. Гроб обтянут чёрной материей, её целостность опровергает возможность похищения предмета из гроба в эту ночь.
О других ночах… Так это ж надо включить концепцию времени! Перейти с кратковременной памяти на долговременную. Напрячься и подумать.
Замешательство нарастает. А я добавляю: