Фантастические создания (сборник)
Шрифт:
— Она… она говорит, что в тех местах, где кора стала узловатой, у нее чешется, а она не может туда дотянуться и почесать. Она говорит о том, какова на вкус земля, песчаная и сухая, говорит, что ей нравится ощущение, как черви ползают во влажной темной земле между ее корнями.
— Да ладно! Ты выдумываешь!
— Нет! — Гилла вскочила с места, выдирая свои волосы из рук Кэши. — Если не собираешься мне верить, то не надо и спрашивать, о’кей?
— О’кей, о’кей, я тебе верю! — Кэши пожала плечами, вскидывая руки с видом поражения. — Старые добрые скользкие черви… это так приятно, когда
Гилла вдруг обнаружила, что тоже смеется.
— Ну, так она говорит!
— Ладно, ладно. Что еще она говорит?
Сначала Гилла не ответила. Она была слишком занята освобождением волос от косичек, взбивая их руками обратно в курчавое черное облако.
— Я прямо так пойду на вечеринку, ладно? Я соберу их сзади банданой — и пусть они торчат. Так проще всего. Я никогда не буду выглядеть как ты, Кэши. Уже никогда.
В старших классах все, кто тусовался вместе, выглядели похожими друг на друга. Худенькие гламурные девочки тусовались с худенькими гламурными девочками. Готы зависали за школой и делились друг с другом сигаретами с гвоздикой и черной помадой. А толстые девочки тяжело переваливались под ручку с такими же толстыми девочками. Сколько еще Кэши будет с ней близка?
Отворачиваясь, чтобы не видеть свое вспухшее, словно беременное, тело в зеркале, она осмелилась взглянуть на подругу. Кэши покусывала нижнюю губу с сокрушенным видом.
— Прости, — сказала она. — Я не должна была смеяться над тобой.
— Все в порядке.
Гилла достала из ящика ватный шарик, окунула в холодный крем, начала стирать с лица косметику. Она решила оставить только подводку на глазах. По крайней мере у нее красивые глаза, большие, карие и искрящиеся. Она пробормотала, почти про себя, неизвестно даже, слышала ли ее Кэши:
— Она говорит, что ей нравится тянуться вверх и расти навстречу свету.
Однажды она отправилась покататься…
— Пока, мам!
Гилла и Кэши выскочили из дома через переднюю дверь.
Гилла закрыла ее за собой, остановилась на пороге, сделала глубокий вдох и повернулась лицом к вишне.
Добрая половина веток была мертва, а оставшиеся были корявыми и уродливыми, словно издевались над пышным весенним убранством новых зеленых листьев. Вишня, скрючившись, торчала в саду словно пугало, прямо посередине, между домом и тротуаром, и путь к тротуару был довольно далеким. Им придется почти весь его пройти под цепкими ветвями дерева.
Солнце медленно садилось, заливая все вокруг мягким оранжевым светом. Ночер, как говорил папа, — время между двумя мирами, между днем и ночью, время, когда может произойти что угодно. Обычно это было любимое время Гиллы. Сегодня же она сердито посмотрела на дерево и сказала Кэши:
— Мама говорит, что раньше на деревьях жили женщины.
— Что, типа как в домике на дереве? Твоя мама говорит очень странные вещи, Гилла.
— Нет. Они были древесными духами. И умирали вместе с деревом.
— Ну,
Гилла крепко ухватилась за сильную, уверенную руку подруги и почувствовала липкую влажность своей собственной вспотевшей ладони.
— Ладно, — сказала Кэши, — на счет «три»: бежим прямо к тротуару, договорились? Раз, два, три!
И они побежали, визжа и хихикая.
Гилла бежала в своих новых туфлях на танкетке — высокие каблуки ей не разрешали носить. Она посмотрела в сторону Кэши — та бежала изящно и игриво. И грудь у нее не подпрыгивала.
Гилла нацепила широчайшую улыбку, взвизгнула преувеличенно громко, показывая миру, как ей весело, и поскакала к улице. Поравнявшись с деревом, она почувствовала, как что-то легко, почти неощутимо стукнуло ее по голове. Сразу выяснить, что это было, она не могла, потому что руками помогала себе удерживать равновесие. Отчаянно хохоча от этого веселья-веселья-веселья, она понеслась вперед.
Они благополучно добрались до тротуара.
Пытаясь восстановить дыхание, Кэши согнулась пополам. При всей ее внешней хрупкости у нее совершенно не было выносливости. А вот Гилла ходила в бассейн дважды в неделю и была членом волейбольной команды — от этой маленькой пробежки она едва разрумянилась и совсем не устала.
Она начала искать в волосах то, что в них упало.
Это было гладким и круглым. И с веточкой. Вишенка.
Гилла вытащила ее из собственных волос и внимательно осмотрела — эту идеальную вишенку. Вишня? Так рано?! Ведь Гилла могла поклясться, что дерево еще даже не цвело.
— Ха! — крикнула она победоносно старому волшебному дереву и махнула в его сторону вишней. — Предложение мира? То есть ты признаешь поражение, да? — От радости, что дерево проиграло, она даже забыла, кто там кого съел в той жуткой истории. — Ну, короче, ты не можешь меня съесть, потому что я съем ТЕБЯ! — И она закинула вишенку в рот.
Первая вишня в этом году. И очень вкусная!
Чувствительный толчок в плечо заставил ее поперхнуться.
— Эй, детка, — услышала она голос Фостера. — Отлично выглядишь! И ты, конечно, тоже, Кэши.
Гилла не ответила.
Она в ужасе прижимала руки ко рту, выпучив глаза.
Фостер, этот глупый толстяк Фостер с блестящими глазами и в своей слишком мешковатой рубашке, нежно взял ее за то же плечо, по которому так небрежно хлопнул несколько мгновений назад.
— Ты в порядке, Гилла?
У Кэши тоже был обеспокоенный взгляд.
Гилла сглотнула. Откашлялась.
— Проклятье, Фостер! Из-за тебя я ее проглотила!
Видя, что она в порядке, Фостер расплылся в своей дурацкой улыбке.
— А ты знаешь, что Роджер говорит про девочек, которые глотают? — произнес он гадким голосом.
— Да блин, чувак, из-за тебя я проглотила вишневую косточку!
О боже, что же теперь будет?
— Уу, как страшно, — сказал Фостер. — Теперь в тебе вырастет вишневое дерево, и тогда тебе придется несла-а-адко! — он карикатурно пошевелил скрюченными пальцами перед лицом Гиллы и состроил рожу.