Фантастика 1967
Шрифт:
«Не знаю, — ответил я. И добавил: — Видимой опасности нет».
По глазам Робина я увидел, что последние слова до него не дошли.
— Видимой опасности, — повторил я вслух, — на Венере не было.
— В жизни не видел такой паники, — сказал командир, не оборачиваясь к нам. — Полгруза не принято, отсеки забиты людьми, толком ничего не поймешь… Столько времени потеряли… — Он покачал головой и умолк.
— Хватит ли воды? — сказал Робин. — Девятьсот семьдесят два человека… — Он потрогал клавиши вычислителя. — Сто три грамма в сутки на человека. Маловато.
— Придется
В этом рейсе я был просто пассажиром. Отпускником, возвращающимся с Венеры. Мне было не обязательно находиться в ходовой рубке. Я сказал командиру, что пройдусь по отсекам.
— Хорошо, — кивнул командир. — Постарайся что-нибудь толком узнать. Покажи им, где у нас запасные изоляционные маты, пусть используют как матрацы.
Кольцевой коридор был забит людьми. В грузовом ионолете только один пассажирский отсек — двенадцать двухместных кают. Там «разместились женщины с трудными детьми. Остальным предстояло провести полет в небывалой тесноте коридоров и грузовых отсеков. Я увидел, что многие плохо переносили ускорение, хотя командир растянул разгон как только мог. Оно и не удивительно: без амортизационных кресел…
В гуле взволнованных голосов я улавливал лишь обрывки фраз.
Большинство, конечно, говорило на интерлинге, но некоторые — главным образом люди пожилые переговаривались на старых национальных языках.
— …Медленное накопление, они сами не замечают перестройки психики, — доносилось до меня.
— …Играли в шахматы — и вдруг он делает совершенно несусветный ход. Я ему говорю: «Нельзя так», — а он…
— …Подложу под голову надувную подушку, и тебе станет легче.
— …Да, да! Смотрит холодными глазами и даже пальцем не шевельнул, чтобы помочь…
— …Разгон кончился, знаю, но торможения я не перенесу…
— …Никуда! Никуда больше не улечу с Земли! Никуда!..
Я посмотрел на женщину, которая это сказала. Она была красива. Резко очерченное меднокожее лицо. Волосы — черным острым крылом. Рядом с женщиной сидел, привалясь к переборке, светловолосый мужчина средних лет, глаза его были полуприкрыты. С другой стороны к нему прижималась тоненькая девочка лет пятнадцати. Большая отцовская рука надежно прикрывала ее плечо. Я знал эту семью — на Венере они жили по соседству с моими родителями. Их фамилия была Холидэй. Девочку звали Андра.
Они поселились на Венере незадолго до моего отлета на Землю — я тогда поступил в Институт космонавигации. Помню — эта самая Андра редко играла с детьми, все больше с отцом. Том Холидэй учил ее фигурным прыжкам в воду, часто носил ее на плече, а она смеялась. Наверно, это было неплохо — сидеть на прочном отцовском плече.
— Никуда с Земли! — исступленно повторяла мать Андры.
Я подошел к ним и поздоровался. Женщина — теперь я вспомнил, что ее зовут Ронга, — скользнула по мне взглядом и не ответила.
— Здравствуй, — сказал Холидэй, приоткрыв глаза. — Ты что, из экипажа корабля? — добавил он, заметив мой значок.
— Нет, старший, — ответил я. — Возвращаюсь из
Я почувствовал, что Андра спрашивает меня по менто, но вопрос был расплывчат.
— Не понял, — сказал я ей.
— Ты уже пилот? — спросила она вслух.
— Нет, еще полгода учиться, а потом практика. — Я перевел взгляд на ее отца. — Старший, почему вы все кинулись на этот грузовик? Ведь по вызову колонистов на Венеру уже идут пассажирские корабли.
— Так получилось, — сухо ответил он и снова закрыл глаза.
Я хотел было двинуться дальше, но тут Ронга остановила меня повелительным менто:
— Твои родители остались?
Вопрос был задан так четко, будто она произнесла его вслух.
— Да, — ответил я. — По-моему, они и не собираются на Землю.
Я подождал, не скажет ли она что-нибудь еще. В ее взгляде я прочел странное недоброжелательство. Она молчала.
Я двинулся дальше. Вокруг было такое — будто страница из учебника истории, будто беженцы времен какой-нибудь большой войны. Люди на голом полу, тут же пакеты с едой, одеяла всех цветов и оттенков. Дети. Одни напуганы, жмутся к старшим, другие уже освоились, бегают по тесным проходам. Я поймал одного, наиболее любознательного, который игрушечным трингером пытался снять крышку с контрольного люка детрибутора. Я шлепнул его и снова, подумал, что рейс будет трудным.
Почему Ронга спросила о моих родителях? И почему отец с матерью за весь мой отпуск ни словом не обмолвились, что на планете неладно? Они были совершенно спокойны. Как обычно. На Земле у меня почти не оставалось времени для вольного чтения — мешали занятия в институте и тренировки. Я мечтал об отпуске, чтобы начитаться всласть.
На Венере я проглотил уйму книг.
Отец вечно пропадал на плантациях, мать — на станции наблюдения за атмосферой — и мы, собственно, встречались только за едой. Жизнь текла размеренно.
Ни разу я не слышал от них, что на Венере неладно…
Меня окликнул какой-то чудак, забывший снять скафандр. Он так и сидел, скрестив ноги, в громоздком венерианском скафандре, только шлем снял. Рядом стоял большой старомодный чемодан, давно таких не видывал.
— Ты из экипажа? — спросил он на плохом интерлинге. — Вы там думаете насчет воды?
— Да, старший, не беспокойся, вода будет, — ответил я. — Помочь тебе снять скафандр?
— Нет. Меня интересует только вода. — И он добавил по-немецки: — Торопимся, торопимся, вечно торопимся.
Подросток лет тринадцати оторвался от шахмат, посмотрел на человека в скафандре, потом на меня и снисходительно сказал:
— Как будто у них нет установки для оборотной воды.
Я мысленно усмехнулся: «Видно, паренек, тебе еще не доводилось отведать оборотной воды».
У него были желто-зеленые глаза, неспокойный ехидный рот и манера во все вмешиваться. Я сразу это понял — насчет манеры, — видывал уже таких юнцов.
— Хочешь мне помочь? — спросил я.
— Мне надо решить этюд, — ответил подросток. — А что будем делать?