Фантастика 1975-1976

Куприн Александр Иванович

— Вот бесценный дар солнца, — начал он, приложившись губами к ветхой этикетке, — вряд ли известный нашим друзьямхимерам… Вообще, боюсь, что все они — жалкие прагматики, начисто лишенные всякого артистизма. Скучная цивилизация, погрязшая в своих железах внутренней секреции. Что им Гекуба?

— У них есть своя этика, — возразила Вирла, — а значит, и нравственный мир, и какая-то духовная культура, несомненно включающая эстетическое чувство…

— Возможно, — торжественным голосом ответил Спиридон и протянул руку ладонью вверх, — возможно, но насколько эта культура чужда нам! Пускай

даже мы когда-нибудь научимся говорить с ними на языке «пифагоровых штанов» и таблицы Менделеева, но и через тысячу лет не понадобятся им ни Шекспир, ни Фидий. — Ладонь Костанди повернулась вниз. — Нет! Ничто не роднит нас, ничто не станет общим, кроме холодной математики…

— Странно, что вы с такими мыслями стали заниматься Контактом, — отозвалась Виола, подобравшись для возможного боя. (Сюда бы язвительного Куницына!)

Но Спиридон, благодушно улыбаясь, разливал «бесценный дар солнца» в маленькие хрустальные рюмки-колокольчики и журчал при этом: — Вот-вот, Мне и самому странно, уважаемая Виола Вахтанговна… Наверное, просто люблю вращаться среди оптимистов. Как-то молодеешь в столь пылком обществе… Кстати, вы обратили внимание, что это ваш соотечественник — «Варцихи»?

Наиля неожиданно встала и ушла в гермотамбур, где и завозилась одеваясь. Потом резко хлопнул наружный люк.

— Это с ней бывает, — сообщил Рагнар, благоговейно, двумя пальцами поднося рюмку ко рту, причем локоть его поднялся вровень с плечом.

Виола гневно покосилась на него и тоже вышла, причем Костанди сообщил ей в спину, что долгое отсутствие девушек будет для него трагедией.

Огненным дождем пролился и погас молниеносный закат. В сиреневой полутьме за опушкой сидела на корточках фигура с блестящим пузырем на голове, а перед ней — как будто темный гребень волны накатывался на берег, вздуваясь и пробегая… У Виолы морозец тронул между лопатками, когда через наружный микрофон услышала голос Наили:

— Ну чего же ты молчишь? Я ведь знаю, какая ты умненькая, ты ведь все понимаешь и, конечно, сейчас меня слышишь. Правда? Так зачем ты всех нас мучаешь? За то, что Корин убил твоих братиков или сестричек? Но ведь это было случайно, он подумал, что вы напали, — может быть, вы умеете сразу отличать разумное существо, а мы вот не умеем… Ну хочешь, мы все попросим прощения? Кто у вас главный?

У химеры мерцал фасеточный глаз. Две волны ритмично пробегали по перепонкам от головы к хвосту, сообщая огромному телу выражение готовности взлететь. Услышав приближение Виолы, Наиля всхлипнула, медленно встала.

— Как они могут заниматься всякой чепухой, когда… когда…

— Если тяжело на душе, стараешься отвлечься, — это же так просто! А Спиридон, в конце концов, отличный парень и первоклассный ученый, — просто любит эффектные фразы. Пойдем, пойдем…

— Слушай, сестричка, а она так внимательно смотрела на меня и слушала — наверное, передаст теперь своим?

Обняв подругу за плечи, Виола повела ее к базе, но у опушки обе оглянулись.

Большой химеры, «собеседницы» Наили, не было на месте — она бесшумно сорвалась в черную метель.

Поутру Виола вскочила с постели, закричав от ужаса — с таким оглушительным воем и надрывным

свистом взорвался гейзер.

Расчеты не подвели: бросив на полнеба радугу, осыпая прозрачный купол водяной пылью, стоял над лесом чудовищный белый столб, и ветер косо относил от него полотнища пара, словно знамя от флагштока. Стая химер кружилась бешеной воронкой. Из кают, расположенных по кольцу, вылетали в салон заспанные «прямые» в майках и плавках. Только Спиридон явился, сияя белой рубашкой, синевой бритых щек и пробором, словно давно уже встал и готовился к торжеству. Вошел, изящным жестом поднес к глазам бинокль — и громко воскликнул что-то по-гречески.

Леса больше не было. «Полипы» увяли, мгновенно съежились под ливнем кипятка, свернули розовые слоновьи уши листьев, скатали, как шланги, стволы и лежали теперь массой дрожащих клубков по всему острову, внезапно открывшемуся от края до края. А потом, захрипев и захлебнувшись, осел кипящий столб, пропала радуга, и снова кудрявый кочан булькал, ворочался на вершине мокро блестящего холма.

Тогда с голубой омытой высоты, задрав перепонки-крылья, упала маленькая химера и взмыла, держа щупальцами под брюхом багровый клубок.

Посыпались. Стая «детей» собирала споры, в которые свернулись деревья, и с ними, красными и оранжевыми, как яблоки и апельсины, носилась по спирали.

Затем, словно получив недоступный людям сигнал, вся масса химер повалила к озеру, покидая остров.

Первой сориентировалась Виола. Схватила Наилю за руку и поволокла в гермотамбур. Помогая друг другу, лихорадочно сращивали швы, застегивали пряжки. В салоне одурело завопил Костанди:

— По машинам!

Справедливо опасаясь давки, девушки выскочили из тамбура. Стоял плотный низовой туман по грудь. Из него проклевывались по одному, разворачивали хоботы заметно поредевшие «полипы». Химеры не летали. Только от ног несколько раз шарахнулись невидимые великаны, зыбью волнуя туман. На полпути к гравиходу девушек догнал Рагнар.

Виола с места дала машине форсированный режим. Она знала, что люди Спиридона так не смогут, и потому чувствовала азартную радость. Уходил, проваливался остров — клякса растекающейся мыльной пены на синем зеркале. Дикие, брошенные в каменный хаос, выскакивали навстречу озера, по ним бежало пауком солнце. Вот изогнулся впереди черный шлейф стаи, Виола резко сменила курс. Дугой, уловимой уголком глаза, солнце метнулось за спину. Слева пустила в глаза вспышку отраженного света главная база, на пустом плоскогорье умчался за горизонт красно-белый шахматный купол «Перуна».

Путая мысли, рокотала под шлемом уставная скороговорка Костанди:

— …Внезапную массовую миграцию, захватив споры «полипов». На месте остались только химеры, достигшие значительных возрастных величин, и нелетающие детеныши. Направление юговосток, скорость около тысячи километров в час. Наблюдение ведет пилот Мгеладзе, экипаж гравихода — Шекирова и Даниельсен. Высылаю два гравихода, пилоты…

И в ответ — деловитым воробьиным голосом капитан Ле Зуонг:

— Да, да, мы следили телелокатором до предела видимости. Будьте осторожны, не натворите там дел, не лезьте ни в какую кашу.