"!Фантастика 2023-109". Компиляция. Книги 1-18
Шрифт:
Слепые слуги слепой науки, маака, не верят своему сердцу, но верят своим слепым детям-уродам. Народ Хелоу махаон знают своего создателя в двух ипостасях: Хелоу – мир («бог», «космос»?) и Хелоу – существо («тело», «животное»?) Первый прислал второго, чтобы сотворить множество куколок и сохранить их в пещере до тех пор, пока земля не очистится от скверны хаоса. Все мы – дети этой пещеры. Махаоны – верные дети, урании – блудные дети, маака – предатели.
Там, в пещере Хелоу, есть все, чтобы делать жизнь, есть и все, чтобы делать смерть. Наши предки первобабочки,
Ни Рамбай, ни Ливьен, ни Иммия, завороженные мрачным пророчеством, не успели и шелохнуться, когда Дипт-Дейен вонзила кинжал себе под сердце и рухнула замертво.
Прежде чем вынести труп, Ливьен отослала Иммию обратно в палатку караульных, а затем, предупредив Рамбая, чтобы он не вмешивался в разговор, сходила за Инталией. Координатор спала. При всей своей нарастающей к ней неприязни, Ливьен не могла не признать: на плечи координатора в последнее время свалилась непосильная ноша. Но разбудить ее пришлось. Та не задавала лишних вопросов.
Войдя за Ливьен в ее палатку, Инталия остолбенела:
– Что здесь стряслось?
– Рамбай выследил махаонского шпиона и убил его.
– А зачем приволок его сюда? – недоверчиво глянула Иммия на самца.
– Затем, что это единственный способ заставить вас верить ему. Или ты думаешь, я не знаю, что ты приказала часовым?
Лишь мгновение Инталия была в замешательстве.
– Этот приказ был обусловлен обстоятельствами, – ответила она, не отводя взгляд. – Я отменю его.
– Не трудись. Я уже сделала это.
Координатор нахмурилась. Мало того, что приказ, данный караульным конфиденциально, стал известен Ливьен, та еще и упразднила его. Инталия явно не могла смириться с переходом власти в руки самой молодой и самой взбалмошной бабочки группы. Да еще и приведшей в качестве мужа дикаря из чащи.
Но ей ПРИДЕТСЯ смириться. Ливьен и Инталия напряженно смотрели друг на друга.
– Учти, если ты еще хотя бы раз совершишь какие-либо действия или дашь распоряжения, касающиеся меня и Рамбая, не поставив в известность нас, ты дорого за это поплатишься, – процедила Ливьен. – Сегодня он спас жизнь всем нам. Запомни это.
Инталия опустила глаза, и Ливьен немного расслабилась:
– Сейчас вы с Рамбаем вынесете отсюда тело, и похороните его, как подобает хоронить воина. И пусть при этом присутствуют все наши. Я хочу, чтобы они поняли: Рамбай нам далеко не бесполезен.
Скрепя сердце, Инталия покорно кивнула и склонилась над мертвецом. Но Рамбай остановил ее:
– Я сам.
Он выдернул из груди самоубийцы кинжал, отер о ее же одежду и подвесил обратно себе к поясу. Затем легко вскинул тело на плечо и вышел из палатки. Инталия последовала за ним.
Только сейчас Ливьен как следует разглядела обвисшие крылья лазутчицы. Как и у всех
Похороны прошли так, как распорядилась Ливьен. Само по себе это было необычно: в нынешней войне тела поверженных противников сваливают в безымянные братские могилы… Но Ливьен твердо решила отдать дань уважения мужеству убитой. И даже произнесла короткую поминальную речь о долге и доблести, закончив строфой из «Книги стабильности»:
«Встать пытался, но ветер подул, подул, Ветер даже сидеть не дал; Лег, и тут же услышал подземный гул, Он об этом другим сказал. И когда огонь этот мир встряхнул, Всякий был готов. Всякий знал».Одна из трактовок этого стихотворения: тот оказался спасителем соплеменников, кто не пытался бороться со стихиями. Если рассуждать логически, из этого можно вывести, что смерть – вершина доблести… С другой стороны, косвенно Ливьен напомнила товарищам, что врага уничтожил именно Рамбай, нарушивший дисциплину.
Когда они разошлись по палаткам, Рамбай заметил:
– Этот враг – не последний. Завтра Рамбай снова пойдет.
У Ливьен сжалось сердце. Снова маяться, не зная, жив ли он еще?.. Но если он прав, другого выхода нет. Не дожидаться же, пока махаоны нагрянут сами. Тогда может быть поздно.
…Остаток ночи они не сомкнули глаз. Они занимались любовью – без устали, в каком-то сумасшедшем упоении, словно соревнуясь друг с другом в выносливости и умении. Его полузвериные дикарские ласки и ее знания, полученные на специальных уроках верхнего яруса, дополняли друг друга.
Дойдя до исступления, в какой-то момент окончательно потеряв голову, они выползли из палатки и, не размыкая объятий, взмыли в небеса – так, как это иногда делают бабочки-насекомые.
Огромная луна освещала их своим колдовским светом, ветер ласкал разгоряченные обнаженные тела. Ароматы леса перемешивались с пыльными запахами лагеря и с запахами их собственного пота… То он, то она сбивались с ритма трепетания крыльев, и тогда Ливьен казалось, что они рухнут вниз и разобьются насмерть, и они действительно падали, падали, падали, но всегда успевали взять ритм и повиснуть над самой землей… И тогда они вновь устремлялись в высь.
Несомненно, часовые видели их, но любовникам было не до смущения. Хотя у Ливьен и мелькнула мысль, что, в принципе, по уставу в них должны были стрелять… Но никто, кроме них самих, не нарушил тишину. Они то шептали друг другу ласковые имена, то стонали, то даже кричали в экстазе… «Так любить можно только на краю гибели», – однажды пронеслось в голове Ливьен. И она, внезапно разрыдавшись, тут же объяснила себе происходящее: «Я боюсь, я безумно боюсь…»
… – Рамбай не знал, кто он, пока не встретил Ливьен…