"Фантастика 2023-119". Компиляция. Книги 1-23
Шрифт:
— Я сообщил им о сроках нападения на замок Хольм. — Сердце Рекина билось, казалось, у самого горла.
Вопреки ожиданиям, эти слова не произвели на Шороха особенного впечатления.
— Зачем? — спросил он почти равнодушно.
— Глупо гоняться за Нидрасским по всему Лэнду, а он непременно попытается защитить королеву Ингрид.
— Любопытно, — согласился Шорох. — Допустим, я поверю в твою ненависть к Тору, это тем более легко, что я сам не принадлежу к числу его друзей, но кто поверит, что ты, Рекин, любишь меченых больше, чем серых?
— Серых больше нет, и не такой уж я дурак, чтобы ставить на Труффинна Унглинского.
— И
— Каждый, в конце концов, играет за себя.
— Я тоже буду с тобой откровенен, Рекин, — мягко сказал Шорох. — Мы не сомневаемся, что твоя цель на этом этапе — стравить Нидрасского и его союзников с мечеными, ослабив тем самым и тех, и других. Именно поэтому ты верно служил и им, и нам. Твои и наши цели поначалу совпадали, и мы не мешали твоим похождениям, Лаудсвильский. Но твое стремление поссорить нас с вассалами мне не нравится. — Голос Шороха стал жестким. — Сколько золота ты им предлагал?
— Мои карманы пусты, — увильнул от прямого ответа Лаудсвильский.
— Но золото есть у серых, у Брандомского, у Маэларского, у Тора Нидрасского. Ты просил у них деньги?
Боль в голове Лаудсвильского все нарастала и нарастала, огненная точка, поселившаяся у него в мозгу, все увеличивалась и увеличивалась в объеме, превращалась в огненный шар, способный испепелить разум Рекина, его стремления, его мечты. Лаудсвильский боролся отчаянно, пот градом катился по его побелевшему лицу, сердце разрывалось в стесненной груди — золото уплывало из его рук, золото!
— Это не те люди, которые легко расстаются со своими сокровищами, — прохрипел он.
— Тебе не больно, Рекин? — В голосе Шороха было скорее сочувствие, чем издевка.
— Я не собирался никому его передавать. — Лаудсвильский почти кричал, хотя, возможно, ему это только казалось. — Я собирался оставить золото себе.
— Когда ты его получишь?
— Завтра.
— Тор будет?
— Да.
И сразу стало легче дышать. Боль постепенно уходила. Лаудсвильский приоткрыл глаза и с удивлением осознал, что сидит на полу, обхватив руками толстую дубовую ножку стола. Расплывшееся лицо Шороха маячило где-то вверху, и голос его звучал глухо:
— Мы не будем убивать тебя, Рекин, но плясать ты будешь под нашу дудку.
Лаудсвильский с трудом оторвался от пола и осторожно присел на краешек деревянного кресла, мокрое от пота лицо его мелко подрагивало.
— Мне жаль, Рекин, но ты сам виноват.
Лаудсвильский кивнул головой и провел языком по пересохшим губам. Шорох протянул ему кубок, до краев наполненный вином. Рекин, расплескав едва ли не половину, залпом его осушил.
— Я не думаю, что вам требуется мое согласие на сотрудничество, — сказал он спокойно, — проигравший платит.
Шорох посмотрел на Лаудсвильского с уважением:
— Бывают противники настолько благородные, что готовы заплатить своему в пух и прах проигравшему врагу, если он этого заслуживает. Король Рекин — звучит не хуже, чем король Рагнвальд, ты не находишь, владетель Лаудсвильский?
Глава 3
ПОСЛЕДНЯЯ ВСТРЕЧА
Рекин Лаудсвильский трусил отчаянно. Ситуация, в которую он попал, как бы она ни обернулась, сулила ему большие неприятности. Шорох сознательно подставлял его, это было очевидно, но и выбора у владетеля не было: приходилось соглашаться на роль подсадной утки. Боже мой, что же это за сила такая! Лаудсвильский вспомнил
Может быть, именно от этой незавидной участи сбежал Бент Хаслумский, а вот Рекин вляпался, как последний дурак. Ведь знал, догадывался, что в Башне нечисто, но не верил, что и его, благородного владетеля Лаудсвильского, можно превратить в ничтожество. Почему эти монстры не стали полными хозяевами Башни, а временами терпели чувствительные поражения? И почему меченые могут противостоять вохрам, хотя наемники умирают в страшных мучениях после встреч с ними? И не эти ли качества меченых привлекли, внимание Чирса, этого таинственного и непонятного пришельца из чужих краев? Рекин припомнил, с каким вниманием чужак следил за поединком между ним и молчунами, припомнил и тень разочарования на лице Чирса, когда тот понял, что владетеля раздавили. А если вспомнить, что Чирс — брат Ожской ведьмы и, вероятно, тоже наделен от природы жуткими способностями, то поневоле призадумаешься, что это за люди стучатся в наши двери и стоит ли им с такой готовностью распахивать объятия, как это делает Унглинский?
Снег падал крупными белыми хлопьями на задремавшую землю. Было удивительно тихо, словно весь мир застыл в ожидании чуда. Но чуда не предвиделось, Рекин знал это совершенно точно, потому что в этом убогом мире, несмотря на всю его кажущуюся красоту, добрые чудеса происходят гораздо реже, чем всякие мерзости. Лаудсвильский вытянул руку, поймал несколько падающих снежинок на раскрытую ладонь и провел ею по разгоряченному лицу. Следовало поторопиться. Тор уже наверняка прибыл, и не было смысла заставлять его ждать так долго. Рекин остановил коня у одинокого сруба, стоящего на самом краю Северного бора. Это был охотничий домик короля Рагнвальда. Где теперь тот Рагнвальд, да и охота идет совсем на другую дичь.
Из дверей сруба выскочил Ара и приветливо помахал рукой владетелю. Лаудсвильский не спеша слез с коня, утонув в мягком пушистом снегу едва ли не по щиколотку, и решительно направился к двери. Тор сидел у горящего очага, кинув себе под локоть тяжелый полушубок, и, казалось, равнодушно смотрел на пляшущий в очаге огонь. Рыжий старательно колол дрова, припасенные какой-то доброй душой. У ног его лежал огненный арбалет — грозное оружие чужаков. Услышав покашливание гостя, оба как по команде подняли головы. Лаудсвильский медленно стряхивал с кожаных сапог налипший снег, глаза его настороженно шарили по темным углам сруба.
— Вроде все чисто. — Ара вынырнул из-за плеча владетеля Рекина.
Лаудсвильский счел нужным обидеться.
— Все бывает, благородный владетель, — сказал Тор, — тебя могли выследить.
— Между нами были кое-какие недоразумения…
— Что было, то прошло, — махнул рукой Тор. — Мы привезли золото.
Рыжий рывком поднял довольно увесистый мешок и бросил его под ноги владетелю. Лаудсвильский осторожно потрогал мешок носком сапога — сумма, судя по всему, здесь хранилась немалая. Рекин затосковал.