"Фантастика 2023-119". Компиляция. Книги 1-23
Шрифт:
— Не надо торопиться, Гарольд. Возможно, это просто чьи-то козни.
— Теперь я догадываюсь, откуда она знает этих сопляков, а главное, почему так горячо защищает. Я поговорю с Бьерном и заставлю его сказать мне всю правду.
— Быть может, лучше поговорить с Лаудсвильским, он наверняка знает все.
— Мне противен этот холуй Храма, — поморщился Гарольд.
— Мне тоже, хотя он мой родственник.
— Извини.
— Пустяки. Просто Рекин всегда в курсе всех происходящих в округе событий.
Гарольд лишь мрачно кивнул. Похоже, первая вспышка прошла без драматических последствий. Было бы очень обидно,
Лаудсвильский поднял глаза и пристально посмотрел на застывшего у порога Хафтура. Голова, обремененная подобным секретом, запросто может скатиться к подножию трона объединенного королевства Нордлэнда и Приграничья. К счастью, в этой седеющей голове оказались разумные мозги, которые не позволили языку распуститься и неподходящем для этого месте.
— Клянусь, — Хафтур даже перекрестился в приступе усердия, — я видел это собственными глазами.
— Благородный Бьерн будет огорчен.
— Поэтому я не рискнул сказать ему правду.
— Ты поступил правильно, Хафтур. Благородный Бьерн стареет, порой ему трудно сдерживать эмоции. Больше ни кто не видел?
— Пока все молчат.
Рекин кивком отпустил Хафтура. Каша заварилась крутая. Говорить или не говорить Бьерну? Вряд ли известие и том, что меченый провел ночь в спальне его дочери, доставит удовольствие дорогому другу. Зато оно заставит его подсуетиться. Благородный Бьерн размяк в последнее время, видимо, ожидание грядущих почестей ослабляет его волю. А с мечеными пора кончать. Кюрджи недоволен, кто-то усиленно подталкивает его в спину. И почему они так взъелись на этих молокососов? Караваны караванами, но есть за этим что-то еще? Боятся мести? Но меченых слишком мало, да и время терпит. Кюрджи намекал на реликвию Храма, находящуюся в руках меченых. Но неужели все дело в этой побрякушке?
Рекин в задумчивости прошелся по комнате. Остановился у зеркала и печально оглядел редеющую шевелюру. Годы уходят, а владетель Лаудсвильский по-прежнему на вторых-третьих ролях в этом мире. Может, зря поверил Кюрджи? Впрочем, место ему обещали завидное, да и поздно уже поворачивать коня.
— Король Гарольд, — доложил слуга и застыл в глубоком поклоне.
Лаудсвильский вздрогнул от неожиданности и резко отвернулся от зеркала.
— Извини, благородный Рекин, я, кажется, помешал твоим размышлениям.
— Всегда готов служить моему государю. А размышления мои самые прозаические: как быстро летит время, а вместе с ним улетают и волосы с головы.
Гарольд засмеялся. Хотя, к удивлению Рекина, король выглядел смущенным. Судя по всему, разговор, который он собирался начать, был ему в тягость, отсюда и неуверенность, совершенно не свойственная молодому владыке.
— До меня дошли слухи, — сказал Гарольд после паузы, — неприятные слухи...
— Кажется, я догадываюсь, о чем идет речь, — пришел ему на помощь Лаудсвильский. — Небольшое приключение благородной Сигрид в Ожском бору.
Гарольд вспыхнул и впился глазами в лицо Лаудсвильского, но тот даже бровью
— Я думаю, что король волнуется напрасно, — сказал спокойно Лаудсвильский, — о меченых ходит дурная слава, но далеко не все слухи соответствуют действительности.
— Значит, это правда?
— Разумеется, но не думаю, чтобы невесте Гарольда Нордлэндского что-либо угрожало в Ожском бору. Меченый не трогает женщину меченого. И не было еще случая, чтобы кто-нибудь из них нарушил этот закон.
Глаза Гарольда холодно блеснули из-под густых ресниц:
— Ты, кажется, оскорбляешь мою мать, владетель Рекин.
— Я сказал только то, что сказал, государь: чести благородной Сигрид в Ожском бору не было нанесено никакого ущерба.
— А моей чести?
— Ты не только мужчина, благородный Гарольд, ты еще и король, и если на твоих землях бесчинствуют разбойники, значит, ты плохой хозяин.
— Приграничье еще не встало под мою руку, а уже предъявляет мне свои претензии? — на губах Гарольда заиграла жесткая улыбка.
— Хозяин должен сразу показать зубы, иначе никто не будет его уважать. Пострадала не честь мужчины, а честь короля, что, на мой взгляд, гораздо важнее. Не забывай государь, что меченые сотни лет владели Приграничьем, и в глазах многих они истинные хозяева этой земли.
— Но их всего лишь жалкая горстка?
— А хотя бы даже один — важен принцип, важно знамя, которое можно будет поднять во время мятежа. Двадцать лет назад Чуб, единственный уцелевший меченый Башни, а течение месяца вернул себе власть в Приграничье, и далеко не только силой. Привычка, государь, замечательная вещь.
— Но мне показалось, что местные владетели не питают любви к меченым?
— А ты полагаешь, государь, что они полюбят тебя? Гарольд засмеялся, глаза его теперь смотрели на Рекина значительно теплее. Впрочем, в своих способностях угодить молодому королю Лаудсвильский не сомневался. Тут важно было, чтобы разговор с самого начала стал доверительным. Надо сказать спасибо дорогому родственнику Сивенду Норангерскому, который посоветовал Гарольду обратиться за разъяснениями по столь щекотливому делу к человеку опытному и знающему Приграничный край как свои пять пальцев. Разумеется, такая услуга родственника обошлась Рекину недешево. Нынешней молодежи палец в рот не клади, если не хочешь потерять руку по самый локоть.
— Я знаю, что обо мне ходит много нелестных слухов, государь. Говорят, что я служу Храму, и даже то, что я двадцать лет назад выдал Труффинна Унглинского меченым, но далеко не все в этих сплетнях правда.
— Я знаю, что ты не выдавал Труффинна, — спокойно сказал Гарольд. — Это сделал Бент Хаслумский.
— Бент! — Лицо Рекина пошло красными пятнами. Идиот, какой же он идиот! Не смог сам додуматься до столь очевидной вещи. Бог ты мой, вся жизнь могла бы пойти по-другому, догадайся он тогда о роли Хаслумского в буржской трагедии. А сколько ему пришлось выслушать оскорблений по этому поводу, сколько было проклятий в его адрес. Пришлось ведь по сути бежать из Нордлэнда и — двадцать лет скрываться в этом диком краю. Конечно, он здесь не пропал, но каких высот он мог бы достичь, если бы не слава предателя, которая тащилась за ним по пятам все эти годы.