"Фантастика 2023-129". Компиляция. Книши 1-20

Поселягин Владимир Геннадьевич

Про пистолет я, как и обещал Хомякову, ни Полине, ни кому ещё другому не сказал. Сам понимал, что чем меньше народу про него знает – тем оно спокойнее. Потому и держал его постоянно в портфеле вместе с разрешением, в портфель моя никогда не позволит себе залезть, у неё, подозреваю, даже мыслей таких не возникает.

С Кубы она прилетела загорелая и счастливая, да ещё с целой сумкой подарков. Бутылка настоящего кубинского рома – это можно распить с друзьями в праздник, а лучше подарить кому-нибудь по случаю дня рождения или как взятку сунуть. Коробка гаванских сигар – то же самое, в качестве подарка хорошему или нужному человеку, кто знает толк в сигарах. Кофе… О-о-о, эти три банки в СССР на вес золота! Плюс 200-граммовый пакетик кофе в зёрнах. Эх, жаль, нет кофемолки,

придётся в ступке толочь. Или купить по такому случаю аппарат? В Свердловске такие есть вообще в продаже? Я-то в общем больше чай предпочитаю, нежели суррогаты, которые в СССР выдаются за кофе. Но такой, натуральный, кубинский… Грех не отведать. А вообще, по словам жены, народ на Кубе живёт бедно, элементарного ширпотреба не хватает, всё американские санкции виноваты. Бедно, но весело, все улыбаются и готовы в любой момент пуститься в пляс. В ходу у них там румба, сальса, мамбо и прочие зажигательные танцы. Передвигались члены советской делегации по Гаване организованной группой, с редкими заходами в лавки и магазинчики, а в финале на местный базар. Все покупали в принципе одно и то же, оставляя белозубо улыбающимся продавцам, готовым торговаться хоть час без перерыва, свою немногочисленную валюту.

– Какая же здесь серость, – вздыхала Полина, пока мы ехали из аэропорта в город. – Там вечное лето, всё зелёное, море, все танцуют и улыбаются тебе… А тут грязный снег и дым из труб.

– Не патриотка ты, дорогая, – хмыкнул я. – Кстати, кубинца с «Голубого огонька» случайно там не встречала?

– А как же, ещё как встречала! Он сопровождал нашу делегацию, с первого дня за мной увивался, предлагал то в ресторан сходить, то ещё куда-нибудь. Но я только вместе со всеми. А то мало ли…

Она надула губки, словно обиженный подросток, и в этот момент я так её захотел… Вот прямо сейчас овладел бы. А что, и овладею! Вот только до дома доберёмся, не в машине же это делать, тем более в тесном «Москвиче».

– А вон там меня чуть не убили, – показал я на поворот к садоводческому товариществу.

– Как это? – естественным образом удивилась жена.

Так что считай весь остаток пути до дома мне пришлось описывать события того самого дня, когда я проводил её на самолёт до Москвы. Полина в ужасе расширяла глаза и то и дело охала.

– А я-то думаю, что за тонкие розоватые полоски на твоём лице, может, побрился не очень удачно…

– Побрился я вчера, кстати, первый раз с тех пор, как мне морду расцарапали, и то осторожно, до этого ходил как геолог, с двухнедельной щетиной… Мне, между прочим, на прошлой неделе прямо в институте грамоту вручили, из милиции целый подполковник приходил. За задержание особо опасных преступников, дома лежит, покажу. Ну и особо ценный подарок.

– Ух ты, здорово! А какой подарок?

Вот ведь женщины, хмыкнул я про себя, во все времена одинаковы.

– Часы «Ракета» с календарём. Я их бате подарил, когда домой ездил в эти выходные…

Слушай, может, в булочную заедем? Сейчас как раз после обеда должны свежий хлеб завезти, а у нас дома ни крошки. И твоих любимых заварных возьмём, отметим твоё возвращение.

Пока Полина тусила на Кубе, я успел отправить письмо по известному адресу. До 24 февраля времени оставалось не так уж и много, но хватит на принятие спасительного решения. В этот день на первом советском подводном ракетоносце «К-19», прозванным на флоте за аварийность «Хиросимой» (до этого на нём случались инциденты в 1961, связанные с выходом из строя реактора, и в 1969-м, когда подлодка столкнулась с американской субмариной), во время боевого дежурства субмарины в Атлантике на глубине свыше ста метров вспыхнет пожар, который унесёт жизни тридцати подводников. Пожар начнётся в 9 отсеке, однако вахтенный матрос, вместо того, чтобы немедленно объявить тревогу, начал будить ответственного за загоревшийся прибор, предназначенный для дожига угарного газа. А за несколько дней до этого лопнул трубопровод системы рулевого управления, масло из гидравлики просочилось на нижний уровень и воспламенилось как раз от этого раскаленного электроприбора. Этот факт

особенно сильно врезался в память, когда я читал о трагедии на каком-то интернет-портале. Может, авторы статьи где-то и ошиблись, но в том, что катастрофа случилась именно 24 февраля и причиной её стал пожар – подтверждали и другие источники, включая Википедию. Почему я должен игнорировать возможность спасения людей? Надеюсь, те, кому предназначалось письмо, сделают правильные выводы и оперативно среагируют.

А вскоре Мешавкин пригласил меня к себе. В честь выхода первого номера журнала прямо в редакции решили устроить междусобойчик между причастных, включая членов редколлегии, в том числе тех, чьи произведения вошли в этот номер. Я приехал с сумкой, в которой лежала закуска в виде каталки финского сервелата, баночки красной икры и полкило сыра «Пошехонский». А ещё внутри позвякивали три бутылки «Столичной» и бутылка рома. Пригодилась, я посчитал этот повод достойным для того, чтобы пустить кубинский алкоголь в дело.

Пистолет, кстати, с собой сегодня не брал, ещё не хватало по пьяни его где-нибудь посеять. Спрятал в погребе, куда Полина без надобности лишний раз не полезет, вообще предпочитала меня туда отправлять, если что-то понадобится. И не просто в погреб, а под досочку, там я давно сделал себе что-то вроде тайника, о котором не знал никто, кроме меня. Там и мои папки с «хрониками» хранились.

Посиделки затянулись дотемна. Я покинул кабинет главреда около 11 часов вечера, похвалив себя за предусмотрительность, что не приехал на «Москвиче». Потому что в таком состоянии, в каком я находился, распрощавшись с продолжавшими праздновать соратниками, да ещё зимой, за руль лучше не садиться. Нет, я уверенно держался на ногах, но реакция всё равно не та, а случись что на дороге – прав лишат как пить дать. Хорошо ещё, если не собью никого, а то ведь какой-нибудь идиот сам под машину бросится, а я в любом случае останусь виноват.

Полина ещё не спала, встретила меня на пороге, окинула критическим взглядом, хмыкнула:

– Я думала, будет хуже.

– Могло быть, – покладисто согласился я, целуя жену и стягивая с себя пальто. – Это я ещё рано ушёл, там такие зубры… Они до утра, чувствую, отмечать первый номер альманаха собираются.

– Есть-то будешь?

– Ты что, в меня больше не влезет. Форму надо блюсти.

– Зачем? У тебя чемпионат в июне, кажется…

– Ты хочешь, чтобы я раскормился до центнера, а потом долго и мучительно возвращался в прежний вес? Ну уж нет! У меня есть шанс поехать на Олимпийские Игры, и я его должен использовать на все сто. При всей моей любви к твоим пирожкам, – добавил я, снова чмокая её в щёку. – А теперь в душ – и спать… Или?

Я вопросительно уставился на Полину. Та хмыкнула:

– Ладно, так уж и быть, ненасытный. Только французское бельё надевать не буду, так обойдёшься.

– Без белья ты мне ещё больше нравишься, – сострил я, и тут же получил шлепок пониже спины.

Когда альманах появился в розничной продаже, я, конечно же, конкретно закупился. И для себя, и для родни, и для знакомых. Хомякову, например, вручил, Ельцину опять же, подкараулил его на выходе из здания Обкома КПСС… Обещал прочитать и с домашними поделиться, особенно дочки у него читать любят.

Выпросил у Мешавкина авторские экземпляры Стругацких, заверив, что вручу им лично. А заодно попрошу расписаться на моём. Вот тогда-то, с автографом мэтров, мой экземпляр будет представлять настоящую библиографическую редкость. Причём я договорился с Аркадием Натановичем, что подъеду, когда в Москве окажется и его брат. То есть в первой декаде февраля, аккурат через 10 дней после начала розничной продажи альманаха. Местом встречи снова должен был стать ресторан Центрального дома литераторов. Надеюсь, в этот раз мы не пересечёмся с Тарковским и Кончаловским. Особенно с первым, мне пришлого раза хватило за глаза. Хотя, конечно, я сам перед собой немного лукавлю. Душу всё-таки грело воспоминание, что я вот так, запросто, пил водку с великими режиссёрами. Уж Тарковского и сейчас можно таковым назвать, хоть я к его творчеству отношусь довольно критически.