"Фантастика 2023-177". Компиляция. Книги 1-21

Исьемини Виктор

..Я спускался в трюм, я беседовал там С господином начальником крыс… И.Кормильцев

— Ну и что ты хочешь этим сказать? — мрачно осведомился Кендаг, в то время как ополченцы-горожане торопливо отступили в тень, словно отмежевываясь от разговора, попахивающего ересью…

— Именно то. Я чувствую, что присутствие Матери в этом месте выросло и продолжает расти.

— Объяснил…

Ингви отцепил флягу от пояса, сделал глоток, затем вытер тыльной

стороной ладони губы и заявил:

— Погоди, Кендаг. Сейчас я попробую объяснить. Наш Филька способен ощущать усиление «влияния Гунгиллы», то есть он чувствует, что здесь увеличивается количество растений и дикого зверья, в которых — согласно старинной легенде — присутствует Гунгилла. Я как-то говорил тебе, Сарнак, что различаю сырую ману двух видов — черную и зеленую. Ну так вот — я чувствую то, что чувствует эльф, как увеличение фона зеленой маны. И собственно даже не здесь, а… пожалуй… да, вот там! — демон уверенно указал рукой.

Неожиданно один из орков, сопровождавших Кендага, резко нагнулся и сделал выпад вниз своим коротким копьем, затем, когда он, удовлетворенно крякнув, выпрямился, на копье оказался насажен какой-то грызун. Вокруг послышались голоса — несколько альдийцев заметили крыс, поодиночке и стайками бегущих в ту же сторону, куда указал только что король.

— М-да… — протянул Ингви, еще раз приложившись к фляге и икнув, — в какую же все-таки гадость воплотилась эта ваша Гунгилла Прекрасная… Идемте, господа, проверим, что там творится…

Его слова, несомненно, возмутили набожных горожан — но возражать вслух никто не стал.

Король в сопровождении Сарнака, Кендага, Фильки и десятка вооруженных нелюдей направился в сторону Королевских Кварталов…

— Это здесь! — уверенно указал Ингви на главный склад.

Впрочем все было ясно итак — мыши, крысы и даже всевозможные лесные и полевые грызуны непрерывным потоком стекались отовсюду и исчезали в приоткрытых дверях склада. Массивный замок, висевший прежде на дверях, валялся рядом — полурасплавленный и изломанный. Кендаг с возмущением принялся расталкивать спящих часовых — те только мычали, но не просыпались. Ингви снова приложился к фляге. Сарнак остановил Лорда Внешнего Мира, объясняя, что воины не виноваты и что здесь поработала магия. Орки их конвоя поначалу принялись охотиться на зверьков, бормоча, что это, дескать, «добрая еда», затем бросили это занятие — доброй еды было более чем достаточно вокруг и она совершенно не пряталась…

Король, а за ним и остальные вошли внутрь — и им открылась жуткая картина совершенно разоренного склада — весь пол был покрыт равномерной серой слегка шевелящейся массой: живые и дохлые грызуны, их кал, блевотина, объедки, куски изломанной тары образовали единую тошнотворную кучу. В центре разоренного склада, на чудом устоявших обломках большого ящика горел небольшой огарок и валялись несколько странных предметов непонятного назначения. Несомненно они были расставлены в каком-то своеобразном порядке, окружая установленную в центре статуэтку — довольно грубое изображение грызуна. Возле ящика под шевелящимся живым ковром можно было разглядеть останки человека, изуродованного зубами грызунов до неузнаваемости. Указав на клочья бурой одежды, Сарнак неуверенно произнес:

— Кажется, мантия Гельды-колдуна… Мало что от него осталось —

вроде даже и ростом меньше стал…

В этот миг статуэтка мыши как-то осела внутрь себя и рассыпалась кучкой золы — и тут же по залу пронесся словно вздох, вырвавшийся из десятков или даже сотен глоток. Почти все грызуны перестали шевелиться и разом легли среди объедков и прочего мусора — несомненно, мертвые…

Ингви обвел картину смерти и разорения смутным взором, машинально отхлебнул из фляги, которую все еще держал в руках и медленно произнес:

— Значит так. Никому ничего не говорить, склад окружить стражей и никого сюда не пускать, а особенно — женщин, детей и вампиров.

Произнеся эту тираду, Ингви поднес было горлышко фляги к губам, но вдруг выронил сосуд и быстрым движением согнулся пополам — короля рвало…

Моя мертвая мамка вчера ко мне пришла — Все грозила кулаком, называла дураком. Предрассветный комар опустился в мой пожар, Да захлебнулся кровью из моего виска Ходит дурачок по лесу, Ищет дурачок глупее себя. Егор Летов

Первые лучи восходящего солнца окрасили едва начавшую желтеть листву в нежные розоватые тона. Опушка леса, где расположились вчера лагерем «божьи пасынки», мало-помалу стала оживать. Из-под кустов, под которыми они провели ночь (преимущественно попарно) начали выползать юные бродяги — потягиваться, зевать. Замерзшие за ночь пытались согреться резкими движениями, кое-кто принялся раздувать угли прогоревших за ночь костров. Несколько самых юных подростков устроили шумную игру — бой на деревянных мечах… Предводитель этой банды — высокий статный юноша по прозвищу Аньг Великий Пацан — выбрался со своей подружкой, роскошной брюнеткой Иллой, из-под кучи тряпья и листьев и закричал:

— Эгей, детки! Начинается новый день и нас ждут новые игры! Сегодня мы развлечемся во-он там! — Аньг указал «пасынкам», которые прекратили возню и собрались послушать своего вожака, в сторону видневшейся неподалеку деревни. Деревня была средних размеров и судя по виду — довольно зажиточная. Чуть дальше, на пригорке, стоял замок местного сеньора, окруженный рвом и частоколом.

— Сегодня будет добрый денек! Мы добудем себе пропитание! И выпивку! Мы поиграем в колотушки с местными мужичками! И в другие, не менее веселые, игры с их жирными женушками! И возможно, найдем новых братьев и сестер среди их деток! — каждую новую фразу юные бродяжки встречали одобрительными возгласами и взмахами деревянных мечей. — Идемте же, друзья!

Аньг подхватил свои нехитрые пожитки и двинулся в путь, обняв Иллу, глядящую на своего дружка с обожанием, но тут путь ему преградил Счастливчик Кари, самый старший из членов банды. Собственно говоря, Кари резко отличался от всех остальных — ему было лет сорок — сорок пять на вид и любому из своих спутников он годился в отцы. Когда-то он прибился к банде Аньга, никому не мешал, иногда давал вожаку дельные советы, никогда не лез в чужие дела и со временем прижился среди юнцов. Постепенно подростки привыкли к нему и стали считать совершенно своим.