"Фантастика 2024-116". Компиляция. Книги 1-21
Шрифт:
Господи, что с Навьеном?
Я не спросила этого вслух. Не рискнула бы. Но князю вслух и не требовалось.
Рывок, и развернув меня к себе, он снова сжал — одной рукой обхватив меня за талию, второй удерживая подбородок так, чтобы я по полной программе насладилась выражением его бледного от гнева лица. И князь был страшен! Красив, все так же красив, но адски страшен, и в его темно-серых глазах не осталось ничего человеческого. Меня обнимало Зло, чистое зло, в самой страшной своей форме.
Кривая злая усмешка и сказанное так тихо, что я едва ли разобрала слова:
—
Еще одна усмешка, скорее жестокая, чем злая, и еще более тихое:
— Каиль, — он стер большим пальцем влажную дорожку слез на моей щеке, — ты была права, я не зверь, я хуже. И я больше не буду ждать. Ждать ведь бессмысленно, не так ли? И я это чувствовал. С самого начала ощущал, что ждать от тебя чувств бессмысленно. Жаль, слишком поздно я это сумел это принять.
Я смотрела на него в ужасе.
В каком-то бесконечно нарастающем ужасе.
Я видела его бледное лицо, на котором решимость отчетливо проступала сквозь муку, я видела его глаза — два озера боли: затаенной, скрытой, скрываемой вероятно даже от самого себя. Я чувствовала, что ему нелегко дались эти слова, каждое из его слов, но я не хотела… просто не хотела знать этого, другого князя Даркана, того настоящего князя Даркана, который скрывался под маской вальяжно-небрежной отстраненности с грацией истинного аристократа, с силой настоящего монстра, с душой… пустой и разбитой.
Это был уже не тот вампир, в чью машину я села так неосмотрительно.
Даркан стал другим.
И я не знала, что его добило сильнее — я, или предательство Навьена. Но что-то сломало.
Сломало настолько, что князь не будет орать, крушить стены, и убивать он не будет тоже.
Убивать в смысле физически, а вот морально… морально он меня убьет. Здесь и сейчас. Потому что первый вариант заполучения меня не сработал. Не сработали украшения, совместные ужины, и попытка «держаться от меня подальше» в надежде, что я сумею полюбить монстра. А я не сумею, не смогу, и он это понял. Понял, но не смирился. Он просто поменял «вариант развития событий».
Сломанный, но не сломленный.
И это было страшно. Страшно осознавать, что у тебя с самого начала был «выбор без выбора». Страшно понимать, что в удерживающем меня вампире уже не осталось даже тени от адекватности и нормальности. Страшно чувствовать, что его слова, каждое из его слов — острая как бритва правда, правда которая раскромсала все, что оставалось в нем светлого, на рванные куски.
Страшно, очень страшно, и в тоже время… Да к чертовой матери, мне плевать!
Мне было плевать на его слова, на его страдания, на его попытки казаться нормальным для меня, на его «старался к тебе не прикасаться». Страдает он? Сожалеет? Влюбился? Его свет сошелся на мне клином, и я влезла в его сердце? Да мне все равно! Я не влезала! Я не просила в меня влюбляться! Я не просила на мне жениться! Я… я вообще не могу назвать изменой и предательством
И именно чувство происходящей несправедливости позволило, несмотря на капкан нечеловечески сильных рук князя, вытолкнуть из себя пусть и слабое, но уверенное:
— Я не изменяла тебе!
Ассоциация с капканом стала явственнее, едва, больно впиваясь в мое тело, проступили стальные мышцы вампира. Не совсем вампира. Монстра, который был способен без труда порвать любого вампира на части… и, к сожалению, в самом прямом, а не метафорическом смысле.
— Ты не изменяла? — переспросил Даркан.
Я смотрела в его багровеющие глаза и меня колотило от страха. Животного ужаса, глубинных инстинктов, вопивших до одури, что передо мной хищник, который сожрет не задумываясь. Но есть вещи похуже смерти — то, о чем не ведали инстинкты вместе с подсознанием, но о чем прекрасно был осведомлен разум.
А потому, под контроль эмоции и осторожно ступаем на лезвие бритвы, по которому предстояло пройти.
— Измены не было, — прошептала я, стараясь если и дрожать, то хоть не так заметно.
И взгляд князя изменился.
Из него ушла боль… Осталось только желание эту боль причинять.
— Измены не-бы-ло? — повторил он мою фразу, вот только так, что по телу холод стылый прошелся. — А что же это в таком случае было, Каиль?
Он отпустил меня в то же мгновение.
Полуобнаженный монстр с ленивой грацией непобедимого хищника, прошел к креслу, доставая на ходу из кармана брюк очки в тонкой золотой оправе. Развернулся, посмотрел на меня так, что если мне и было страшно до этого, то вот сейчас… сейчас стало страшнее. И как-то даже с издевкой надел очки.
А я как-то сразу поняла, что это начало моей казни.
Даркан отгородился. От моих мыслей. От моих просьб, которые, и я почему-то уже даже не сомневаюсь — последуют. От моих чувств. Ему больше не нужны были мои чувства, он пришел мстить за свою боль.
И я смотрела, как он медленно опускается в кресло, молодой мужчина вполне интеллигентного вида, на фоне Навьена — практически хрупкий, как сводит длинные холеные пальцы под подбородком, продолжая пристально смотреть на меня, и как на его губах появляется улыбка… страшная, безжалостная, предвкушающая и убийственная.
— Ты как-то сказала, что я даже не животное, я хуже. И секс со мной для тебя более чем извращение, не так ли?
Внутри все сжалось и заныло, от жуткого, страшного, чудовищного предчувствия.
— Слова имеют свойство ранить, Каиль, — очень тихо произнес князь, — особенно, если это слова твоей женщины. Но у нас, как выяснилось, имеется одна маленькая деталь, которую я несколько не учел — ты не считаешь себя моей женщиной.
В темных глазах за прозрачными стеклами очков, все ярче загораются алые зрачки. Солнце в пустыне лениво сжигает любую жизнь… Почему-то я думаю именно об этом несколько секунд прежде, чем до меня доходит — мой разум уже провел аналогию, и я уже знаю — сейчас вальяжно и безразлично сжигать будут меня. Флегматично. Отрешенно. Безжалостно.