"Фантастика 2024-117". Компиляция. Книги 1-21
Шрифт:
— Представляешь, Мария, — Поделилась с ней Александра. — мамА ходит по дому как привидение и стенает: «Мезальянс, боже, какой же это мезальянс!» А папА её и слушать не хочет, едва она начинает возражать против брака Кости, сразу рычит: «Мария Федоровна, а концепция простой русской идиомы „дать леща“ вам о чем-нибудь говорит?!»
Сбежав от непонятных ей терминов вроде рюшек, далматики и какого-то марлота — Маня во дворе на радостях вместе с детьми принялась валять Трезора, позабыв о своих же недавних словах о запахе. Для полного счастья не хватало только Лёши, который сейчас, скорее всего — штурмовал какой-нибудь курумник в окрестностях Зюраткуля, в условиях, максимально приближенных к боевым. Ничего,
В то время, как мысль о сольной карьере едва-едва забрезжила в очаровательной головке Мани — Макаров приступил к делу с размахом. И уже пятого июня, сразу после днюхи подполковника в харчевне — организовал вокально-инструментальный ансамбль, джаз-банд и даже один бой-бенд из бывших выпускников горного училища. Из уличенных в нечистоплотности и попытках присвоить ценные сведения из будущего. Репетировали сейчас на базе бывшего древлеправославного скита, оглашая окрестности чистосердечными признаниями и неподдельным раскаянием. Перед короткими гастролями в один конец…
А сам Александр Семёнович наконец-то, с помощью подсказок Павла Петровича — освоил выделенный смартфон. Функции диктофона, фото-и видеосъемки привели его в восторг, испробовав зум — долго игрался, с сожалением обронив: «В отрочестве бы мне этот прибор, когда в папенькиной усадьбе за девками на реке подглядывал…»
Император тогда же, вечером пятого — вызвал Павла Строганова, с порога объявив:
— Отправлю-ка я тебя к батюшке, Пашка, пока лишнего не вынюхал. Посидишь в пермской вотчине под домашним арестом до осени. Потом катись на все четыре стороны, хоть и в Европу. К тому времени пронюхают про наши дела, и любой русский, даже завалящий, в цене будет. Как учитель великого и могучего…
— Я был нетрезв, мое поведение недостойно русского дворянина! — Повалился в ноги Паулюс, всё как учил Егор. — Я был нетрезв, простите меня, Ваше Величество! Хочу послужить отечеству!
— Тогда смотри! — Повеселел самодержец. — Про судьбу отступников и предателей, коих сегодня прямо из кроватей сонных выдернули, слышал?! Разглашение и утаивание сведений, полученных здесь, приравнивается к государственной измене и прямом пособничестве врагу! Подумай до завтра, и если решение твердо, подпишешь бумаги. И от меня условие, возьмешь своих малолетних братьев, что вскорости приедут, под свой патронаж. И рожу не криви, что ублюдки! Это братья твои! Отец дюже закручинился и опечалился, узнав о судьбе пресекшегося корня строгановского, так что смирись! А паче того, дружбу заведи с братьями, как старший!
Павел, обрадованный прощением императора — был согласен на всё и лишь кивал головой, как собачка на приборной панели. Государь, тоже удовлетворенный — милостиво опустил его, окончив аудиенцию. Он уже и без всяких подписок и допусков столько узнал, что палкой не выгонишь отсюда, настолько всё оказалось интересно. А свою гордыню волей неволей пришлось смирить, ещё ладно мозги в нужное русло вправил всего один удар Серёги. А после кратких обмолвок Егора и более пространных объяснениях друга детства Александра о том, что всё не то, чем кажется и какая судьба была уготована России — в Европу больше не манило. Если только в составе экскурсионно-туристической группы с многозарядным автоматическим оружием и артиллерией…
А Макаров, временно отдав судьбу отступников в руки подчиненных — с огромным удовольствием принялся знакомиться с потомками. Слов нет, технические средства и приборы были занимательны, но в первую очередь Александр Семёнович считал важным людей, их помыслы, убеждения и стремления. К полковнику, участковому Сергею Ершову — Макаров ещё после письменных докладов и эпистолярного
А вот брат Серёги Егор, был для руководителя тайной экспедиции весьма занимателен. Что по его предложениям и докладам, что по сказкам его подчиненных. Не зря он распорядился за ним и его делами установить неусыпное наблюдение. И такой надзор учинить, чтоб сам объект поводок этот не чувствовал и об плотной опеке не догадывался. А то иные его предложения и идеи, присланные в бумажной форме — повергали в смятение не только императора, но и ко многому привычного самого Макарова. Тем интересней было встретиться лично, да и следовало решить, уместно ли будет оставить при Егоре наследника с Константином. Вот то, как управляющий химической промышленности взращивал новую научную элиту — вызывало полное одобрение. Такой запредельный цинизм и любовь к своей стране, какие прививались в стенах лабораторий — только на пользу могли пойти державе. При условии, что этих деятелей держать под неусыпным контролем, направляя энергию в конструктивное русло и удерживая от совсем уж от оголтелых акций.
Поэтому, оставив Егора на десерт — Макаров нанес визит ветеринару. Анисим, как старый и убежденный коммунист, которому терять было нечего, по причине преклонного возраста — не стушевался и сел на любимого конька. Сразу же при знакомстве выдав:
— Родственников за границей нет, не привлекался, член КПСС с тысяча девятьсот семьдесят пятого года! Развал СССР и роспуск партии считаю преступлением! Идеалам борьбы за счастье рабочих и крестьян предан беззаветно!
Часа через два, попивая крепкий горячий чаек, с добавленным туда для аромата и крепости бальзамом, Анисим отмяк и признав в руководителе тайной экспедиции если не соратника, то по как минимум временного попутчика — согласился на сотрудничество. В определенных рамках, пока это сотрудничество не вредит делам пришельцев из будущего и процветанию простого люда империи. Александра Семеновича, уже успевшего изрядно вникнуть во многие аспекты политической жизни потомков — изрядно порадовало отсутствие заботы Анисима о судьбе пролетариата за пределами страны. Никакого интернационала и «пролетариев всех стран» не было и в помине, тут явно прослеживалось влияние дружбы с Егором. Скорей даже национал-социализм был близок постаревшему коммунисту, хлебнувшему лиха в девяностые и с недоумением наблюдавшему за трансформацией великой некогда державы с государствообразующим русским народом — в некое аморфное многонациональное государство, где было место всяким нацменьшинствам, но не русским. Впрочем, к радикализму ветеринар не склонялся, национальные проблемы кардинально решить не предлагал, подобно известному австрийскому художнику:
— Гнать метлой! И не пущать, коли кто со своими порядками и средневековыми обычаями к нам заявится! Особливо чурок и фашистов религиозных, которые только свой народ считают богоизбранным, остальных за людей не считая! — Доносил до Макарова свои политические убеждения Анисим.
— Это вы сейчас про иудеев? — Уточнил Александр Семёнович, делая пометки в объёмистом блокноте.
— И не только! Они да цыгане этих своих правил не скрывают особо и детей своему этому учат, тут всё на виду. А самые упоротые нацисты в Европе засели, они такого пока в открытую не заявляют, но по делам их узнаете их! Всё будет, и геноцид ирландцев, и коренных народов Америк обеих, и до Австралии доберутся! Как у нас после Великой Отечественной, те, кто взрастил нацизм и всячески ему способствовал, внезапно оказался победителем фашизма. А нацистов правдами и неправдами отмазали от трибунала, потом эти хари в руководстве НАТО свои рожи лощенные демонстрировали…