"Фантастика 2024-126". Компиляция. Книги 1-23
Шрифт:
Петр задал следующий вопрос:
— Почем?
Ответ для царя был не вдохновляющим:
— Четыре гривенника.
Получалось, даже дороже, чем привозная. Красивая и дорогая, — в глазах царя вырисовывался вывод: — проще все же брать серую.
Дмитрий не выдержал и зло закричал:
— Варька, кобылья дочь, я тебя как учил отвечать!
— Ай, — попыталась разжалобить барина проштрафившая баба. Помня, что еще красива и пригожа, построила барину глазки, жалобно сказала:
— Все же и так спрашивают в пудах. Что ж повторятся, али больше нечего сказать?
Дмитрий
— Пуд — сорок копеек? — Петр, наконец, обрадовался, он-то как раз спрашивал в фунтах, оттого и не утешился. Довольно повернулся к Дмитрию, — довел-таки солевое производство до массового объема. Многие не верили. Я, честно говоря, тоже. А ты вон как, молодец! А баба, — он взял ее за подбородок, поднял лицо вверх, полюбовался, — красивая, тело приличное. Больше с нее и не требуется, сам думай!
Глава 6
Дмитрий в конечном итоге саркастически фыркнул (мысленно, конечно) на посещение его рынка государем Петром Алексеевичем, вспомнил, что и в ХVIII веке есть такая азартная девка Фортуна и она иногда может щедро тебе улыбнуться всеми тридцать двумя зубами (или сколько там у нее). Улыбнутся просто так, от нечего делать или от того, что ты просто есть на белом свете и ей надо куда-то воткнуть свой взгляд, вот она и смотрит в тебя, красавица.
Подумал, уже думая о другом, таком же насущном и необходимом. Вот эта небесная девка всего лишь обратит на тебя внимание. И тебе не надо веньгать беспокойному царю, надоедая ему коленопреклоненными мольбами в опасении разозлить монарха, не раздумывать в поиске хитромудрого замысла, как вытащить у жизни несколько медных грошиков, именуемых здесь полушками.
Хотя, конечно, может его французский собеседник, которого Дмитрий буквально на днях вытащил за шиворот из глубокой и грязной лужи жизни, посчитал бы, что именно ему Фортуна так щедро улыбнулась. Ну пусть, судя по финансовым прерогативам и моральному удовлетворению, он, как минимум, не проиграл.
В этот очередной рабочий день, как всегда, забитый заботами и трудами, он был очень занят, и ему было очень некогда. И не важно, какой день — жаркий летний, или морозный зимний. И век какой — ХVIII ХХI. Главное, что вы встретились.
Скача не быстро, но и немедленно на своем привычном злом жеребце (поберегись, прохожий, зашибу!) через бурлящие людьми петербургские улицы по своим многочисленным делам, он в который раз видел смирено стоящего у закрытой двери его конторы невысокого человека в черно-коричневой одежде. Зачем? Служащие сего заведения были разогнаны лично им по срочным финансовым заботам и сегодня с ними вряд ли кто-то встретится. Даже если ему очень захочется, и он встанет на колени или начнет надоедать горячими мольбами у первых встречных.
Ай, очередной надоедливый проситель. Тут часто и грубо просят — деньги, хлеб, привилегии, просто обычной ласки, как
И нет, он не черств или груб. Просто, хочешь ты или нет, но тебя на всех не хватит, Даже если ты хочешь быть любвеобильным. Людей резко и насильственно перевезли сюда и они, шокированные на новые окрестности и огромным кругом работы (очень тяжелой и очень малооплачиваемой), только и могли, что жаловаться и даже стонать. Кричать и отбиваться сейчас могут немногие. Только надоедливо просить и хватать за руки. А ему в первую очередь было очень некогда!
Хотя человек в черном откровенно не лез, словно понимал его сугубую занятость. Смирено и подавлено ждал, когда на него вельможа хотя бы немного обратит внимание.
Наконец, Дмитрию действительно стало очень стыдно и неприлично. И когда в очередной раз приехал в свою контору (на этот раз за бумагами по железоделательному заводу, которые ему зачем-то стали срочно нужны), он все-таки решил спросить у посетителя, какогочерта он здесь стоит и нельзя ли для его стояния, пусть и смиренному и тихому, найти другое здание. У него здесь не казенная богадельня, здесь ни за что не дадут медный пшик.
Как и любой вежливый собеседник, человек скинул с головы скромный головной убор (шляпой его никак не назовешь) и расшаркался, прежде всего, представившись:
— Франсуа де Торлейль, скромный часовщик из солнечной Франции к вашим услугам, сударь.
Грубость и хамоватость вельможного хозяина его совсем ни чуть не смутила. То ли он ожидал увидеть русских именно такими — грубыми, хамоватыми, видящими только себя. То ли ему было некуда деваться, и он смотрел на хозяина, как на последний шанс спастись.
А вот самого Дмитрия появление француза в Санкт-Петербурге несколько удивила. Конечно, в эпоху Петра в Россию приехало много иноземцев из «благодатной» Европы, но немного чуть позже, когда стало понятно, что и здесь можно жить, и жить хорошо. А сейчас-то что он тут делает? Петровские реформы только получают импульс!
Позволил себе немного выслушать француза. Тот уже неплохо разговаривал по-русски и немного поговорить о своей тяжелой и немудреной жизни.
Впрочем, ничего нового из череды бесчисленных человеческих судеб Дмитрий не узнал. Несмотря на дворянскую приставку, семья Торлейлей была небогата и дворянские заботы ей были чужды. Они уже давно омещанились и мещанские заботы оставались последнее, что их сдерживало на плаву жизни.
Единственно, на что отец смог раскошелиться, когда маленький Франсуа уже мог самостоятельно идти по жизни — отдать подмастерьем к знакомому часовщику за небольшую оплату.
И за то спасибо. По крайней мере, отдал бы в армию солдатом, чтобы сплавить из семьи и не беспокоится о кормежке, и прожил бы он нелегкие три года, не больше, в армии долго не живут, пока его не убили или, что еще хуже, не искалечили и он завершил бы жизнь, нищенствуя на грязных улицах.
А так, проучившись, он еще сам по себе проработал больше десяти лет и стал дипломированным и квалифицированным часовщиком, полных надежд и мечтаний на будущее.