"Фантастика 2024-126". Компиляция. Книги 1-23
Шрифт:
Он так и сказал царю Петру. Тот, вопреки обычаю, не стал утешать. Не таким он был и даже к сожалению. Во главу угла у него стояло государство, а не человек. А потому, что ему отдельный человек? Немного дальше и все, можно и надо идти впереди, Россия идет дальше!
И еще одна причина, на этот раз обоюдная. Выпив малую долю порции водки, а через некоторое время еще одну, вкупе со вчерашней базой, они стали в замечательном состоянии некоего groggy, когда оба не желали понимать текущей обстановки, а были, как боги, нет, как некие нечеловеческие существа, вечные и непотопляемые.
— Знаешь, — сказал пьяненький Петр, — жалко,
Царь воодушевленно посмотрел на Дмитрия, воодушевленный таким выходом из трудного положения. Наш попаданец, нагруженный водкой не менее, как минимум, а, может, и более, смотрел на мир гораздо пессимистичней.
— Экий ты хитрый, — попенял он к царю. В этот момент он был в таком состоянии «просветления», что был на уровне хоть с российским монархом, хоть с самим Богом, — нагрузил инвалида кучей должностей, и доволен, собака злая!
— Сам ты собака! — отвечал «любезно» Петр, — пока ты жив и находишься на этом свете, то подчиняешься мне! Понял подполковник гвардии князь Хилков!
Он ткнул Дмитрия в грудь, что означало, с учетом большого объема кулака, хорошенький удар. Впрочем, с учетом дружеского соотношения, полученный синяк почти приравнивался к высоким орденом XIX века, пусть и не был виден из-за одежды.
Поэтому князь Хилков не обиделся. Просто, наливая водку по стаканчикам, он налил царю заметно больше. Так сказать, подначил по-дружески суверена. На мол, тебе, гадский Отец Отчизны!
Петр тоже не оскорбился, по-приятельски громогласно отметил этот факт вкупе с различными терминами, характеризующими личность Дмитрия и его предков. Монарх, хотя и был Помазанником Божиим, но его отличиями не обладал. Из-за этого родители эти оказались аж в XVII веке и в статусе детей боярских, чем Дмитрия смешил гомерически, ведь на самом деле они проживали в XXI веке и оба (отец и мать) являлись муниципальными служащими, а потом пенсионерами. Вот тебе и хваленая мужская логичность.
Петра почему-то этот смех откровенно бесил. И, наверное, между ними произошла пьяная драка, как и всегда, беспричинная и бесполезная, если драчуны не брались за клинки, но тут появилась жена Даша. Трезвая, а потому грозная, ведь по чину корабельного подмастерья она имела настоящую шпагу и даже уже научилась с нею пользоваться.
Хотя поводов браться за штатный клинок у нее не было. Толи все эмоции у мужчин были израсходованный в безполовом столкновением, толи жена так удачно встала в ссору, но только Дмитрий благоразумно не реагировал на мягкую ругань Даши, а Петр почему-то пошел за ним.
В общем, женщина согласилась, чтобы мужчины — пресветлый царь и светлейший князь (!) — продолжили потреблять водочку. Но (громко!) в столовой под горячее жаркое и (гораздо
В итоге, бурная мужская пьянка быстро перешла семейное поглощение водки. То есть пьянели, конечно, но как-то скучно и без азарта. Не зря, видимо Петр Алексеевич, Самодержец Белой и Черной Руси, предпочитал проводить пиры, или пьянки по-простому, без женщин. А если с оными, то обязательно их поить и даже впереди мужчин.
Допили второй графин, скушали по две тарели жаркого и салата. Потом царь Петр, отказавшись от гостеприимства княжеского дома, решил, что ему хватит и лишь попросил довезти его до царского замка — при этом времени это был скромный домик — на пролетке. Самодержец пил не раз и, несмотря на пьяное состояние, логично понимал, что сам он будет идти долго. Да и потом, царь и один, это какой-то нонсенс!
Даша, точнее, княгиня Хилкова, разумеется, просьбу выполнила или, другими словами, приказ выполнила. Потом утащила пьяного мужа в семейную спальню, что выразилось в унесении слугами его тела под железным взором жены.
И пусть пьяный Дмитрий что-то пьяно лепетал о верфи, о хорошей погоди и надобности работать. все равно это были пустые слова, как понимала его супруга. Ибо куда он пройдет излишне пьяный и такой же больной. Пусть ж лучше выспится на семейной постели и заодно хоть немного вылечится.
Она ведь, хоть и не была на утренней их пьянке, но трезвая, чутко слушала пьяные вопли. В том числе и рассказ ее мужа о его здоровье. Трезвый он не хотел тревожить Дашу и говорил только радостные вести. Дескать, руки шевелятся все быстрее и без боли, ожоги уменьшаются. И вообще, он молодчина! А гишпанский врач, гадина такая, все поддакивал мужу.
Оказывается, это только первая часть известий. Была и вторая, менее радостная. Выздоравливать-то он будет, но даже сейчас понятно (ему), что не до конца. Сказал бы и жене, не чужая чать. Родила одного, носит второго, а он скрывает, паразит! Вотчина ведь большая, и им хватит и детям, чего уж там. И чтобы теперь даже не намекал о службе!
Все это она выдала попаданцу (и мужу) Дмитрию. Правда, молодчина, до этого помогла поправить немножечко здоровье, хотя бы от похмелья, Ничего такого, рассол, травяной напиток, потом горячая еще гречневая каша с животным (сливочным) маслом и курой. Наелся и почти избавился от похмелья. Хорошо!
А уже потом стало плохо. Даша чисто по-женски начала с ним разговаривать, вернее, подначивать. Слово за слово и, в конце концов, она потребовала работать преимущественно в вотчине, а на службе появляться лишь изредка. Хватит уже, ведь здоровье на ней потерял. Причем, не как все, от врагов внешних. В ходе придворных игр от Меньшикова! Может, все уже?
Эти смешные игры он видел уже и в XXI веке. Частности менялись, главное оставалось — женщина, как существо домашнее, хотела и мужа домой. И ничего, что сама теперь казенный работник с чином (корабельный подмастерье). Государь Петр Алексеевич еще при беседе в Воронеже прямо сказал — построит шхуны в частной верфи князей Хилковых, переведет в казенную верфь с одновременным повышением в чине. Ибо работников таких мало, а русских так почитай вообще единицы. Так что, милый, поменяем местами. Ту будешь дома, а я буду служить.