"Фантастика 2024-15".Компиляция. Книги 1-20
Шрифт:
Я покраснел, ускорив шаг, надеясь, что отец Афанасий не заметит. Надо же, за три дня так и не додумался все свои документы просмотреть. Тоже мне, попаданец-задрипанец. Письмо-то от товарища покойного дядькиного! Это же почище индульгенции будет!
— Надо же, — прошептал я, — как повезло то.
— Эх, паря! «Повезло». То промысел божий, не сумлевайся! — похлопал меня по плечу отец Афанасий.
«Мне бы твою уверенность, бывший каторжник, — подумал я, — ведь промысел бывает не только божьим. Но за неимением гербовой, попробуем писать на простой. А пока — грех жаловаться!»
На
— Батюшка Афанасий, доброго здоровьица! — голос у полицейского был слегка охрипший.
— Спаси Господи, Фёдор Тимофеевич! — ответил коротким поклоном священник, — скоро ли отправят? — Он кивнул на вагоны, выкрашенные в зелёный и серые цвета.
— Ох, терпения уж моего нет. Обещались в течение часа, — непритворно вздохнул полицейский.
— Случилось чего? — поинтересовался отец Афанасий.
— Так бягуть, сук-кины дети! Прости Господи, — перекрестил рот и подправил усы полицейский.
— Дезертиры?
— Оне, отец Афанасий, оне. Как запасников да очередников в дополнительный призыв стали набирать, так мужики и побёгли…сволота, — последнее слово полицейский произнёс почти шёпотом, но видно было, что эта проблема его порядком достала, — командующий даже приказал выставлять оцепления из комендантских рот, да куды там! Сговариваются, на ходу прыгають…
— Поставили бы унтер-офицеров и наиболее надёжных солдат у дверей дежурить, окна заклинили, — моя дурацкая привычка думать вслух проявилась не в самый удачный момент.
— Экий ты умник, паря! — полицейский отреагировал вполне доброжелательно, — думаешь, до тебя не скумекали? И морды били, и пороли, и внушали, — поросший редким седым волосом кулак начальника многозначительно возник перед моим носом, — поговаривають и до военно-полевых судов может дойти!
— Государь Император не одобрит, — возразил священник, — и так народу русского на этой войне гибнет…насчитано. Разъяснять надобно, растолковывать грамотно. Тёмный народишко, крестьяне большей частью. Всё-таки русские, не бусурмане какие.
— Да кто ж ентим в серьёз будет заниматься? Положен дополнительный призыв в военное время? Вынь да положь! И никаких сумлений. А оне бегуть. Чего бы не бегать, коль за первый побег, коль споймають не во фронтовом расположении — всего месяц рот арестантских? Эх… — лицо полицейского стало печальным, усы повисли. Но тут его взгляд снова остановился на мне, — а это тот самый ваш протеже, отец Афанасий? Что с того света вынулся?
— Он самый, Пронькин Гаврила. Очень желает на фронт попасть. Охотник
— Ишь ты! — хитро прищурился полицейский, — похвально. Германца бить надо грамотным, сильным войском, — он хлопнул меня по плечу. Я лишь моргнул не шелохнувшись. Удар, хоть и без замаха, был значительной силы, или усач рассчитывал меня проверить на крепость, — о, как! Не сковырнёшь! Наш корень, сибирский! Не подведи, паря, — искренне попросил полицейский.
Наш разговор прервал паровозный гудок, сопровождавшийся почти двухметровым протуберанцем горячего пара в морозном сибирском воздухе, насыщенном до предела запахом креозота, запахом дальней дороги.
Знакомство с низеньким, крепким, полноватым начальником лазарета вышло коротким. Иван Ильич, суетливый и занятый какими-то мелкими заботами, препоручил мою персону усатому унтер-офицеру с левой рукой на перевязи. Сам же военный врач вернулся к яростным препирательствам с каким-то типом в драном тулупе и заячьей шапке. Мельком я уловил, что разговор шёл о крупе и сахаре. Так я впервые, лишь мельком, начал вникать в будни Русской Императорской Армии.
Разместили меня вместе с другими солдатами и санитарами лазарета в одном из двух вагонов, как сказал усатый унтер «третьего класса», переоборудованных под нужды полковой медицины. Большая площадь вагона, кроме деревянных топчанов, на которых мы спали была заставлена ящиками и тюками с медицинским скарбом. Всё это, как потом пояснил мне тот же унтер, оказывается, большей частью было куплено и составлено на пожертвования Иркутского русского Инвалидного Общества и Купеческой Гильдии. Так сказать, всё для фронта, всё для победы.
Благодаря моей стихийной подготовке и скачкообразно улучшившейся памяти, я уже знал, что «инвалид» здесь не означает человека с ограниченными возможностями, а является аналогом современного слова «ветеран». Судьба Сибирских полков, отправленных ещё в августе-сентябре 1914 года на фронт, с началом мобилизации продолжала волновать общественность родных городов. Томск, Омск, Иркутск, Новониколаевск, Благовещенск, Хабаровск, Владивосток, Верхнеундинск — усатый унтер просветил меня насчёт целой системы вспомоществления от землячеств, отдельных граждан и целых фондов в поддержку солдат земли Сибирской.
Оказалось, что Демьяну, так звали унтера, нет ещё и тридцати. А выглядел солдат, по моим меркам далеко за сорок. На мой вопрос о ранении он, лишь скромно смущаясь, пояснил:
— Шрапнель, братец. Подарочек от германца, — а заметив моё внимание к своим красным погонам с цифрой семь, буквами «Сб» и двумя жёлтыми лычками, и вовсе оживился, — с нами, брат, не пропадёшь! Ты к нам просись, сибиряки — сила! Наши в атаку ходють с иконами поверх шинелей, а иконы-то большие, почерневшие, дедовские, — он со значением поднял указательный палец вверх, — из окопов хто друго рядь норовит бабахать почаще, себя подбодряя, а куда бабахает — и не следит. Сибирский же стрелок бьёт редко да метко! Он завсегда норовит стрелять по прицелу…