"Фантастика 2024 -156". Компиляция. Книги 1-21
Шрифт:
Черно-синие комбинезоны. Это сэйсиды, все-таки сэйсиды. Хуже того — сэйсидские киборги. Ведут вниз. Темно. Это помещение не для людей. Здесь все молчат, звук голоса здесь будет глуп и жалок — и никто не ответит.
Взяли за руку — «Стой». Открылась дверь. Лучше б не открывалась!.. В глухой кабине — шкафы аппаратуры, провода; какой-то оборотень, принявший обличие атлетически сложенного блондина, обнажен по пояс. Ни теплая ласковость глаз, ни улыбка не обманут — кабель уходит во вскрытый живот, другой — под ключицу, третий — в шею сбоку. Под скульптурным рельефом брюшных мышц видны броневые пластины, гнездо порта с откинутой заслонкой.
— ЕСТЬ РАЗГОВОР, БЛИЗНЕЦ-ПЕРВЫЙ.
— О'К, ИНДЕКС. Я ОТБЛОКИРОВАН ОТ СВЯЗИ, ГОВОРИ.
— ВКЛЮЧИ В РЕЖИМ КОНТРОЛЬ ПЕРЕГОВОРОВ «ОМЕГИ» И ШТАБА А'РАЙХАЛА. ТЕМА — КОНРАД СТЮАРТ, ФЕРДИНАНД. ОТСЛЕДИ ВСЕ КОНТАКТЫ
Тайные тюрьмы сэйсидов… теперь ты убедился в том, что они существуют. Отсюда живым не выйдешь. Сэйсиды сами, вне закона, расправляются с повстанцами, партизанами, людьми Партии. И никаких следов, и никаких свидетелей. Похищения доверены киборгам, а киборги неподсудны.
Фердинанд запутался в подземных коридорах сразу, как вошел. Повороты, двери, темные проходы. Улыбчивый блондин висит на проводах. Ракообразный автомат с клешнями. Синий свет потусторонних ламп. Он перешагнул в иное измерение — и оно втянуло его, как утроба монстра.
Еще одна дверь — которая по счету?.. Пустая камера без окон. Губчатый матрас. Тумба санузла. Блок умывальника с пленкой зеркала.
Его подтолкнули — «Вперед!». Дверь закрылась за спиной.
Добро пожаловать в преисподнюю, Фердинанд. Сядь и постарайся не думать. Ах, ты не можешь… разучился. И правильно сделал, иначе бы тебе пришлось вернуться к мыслям, которые тебя терзали дома. Теперь тебе гораздо легче. Тебя нет. Тебе оказали услугу — вырвали из постылой жизни и опустили в смерть. Неважно, что ты пока дышишь и сердце бьется, — а может, и это тебе кажется, а?.. Только шевельнись — войдут членистоногие и всунут тебе кабель в голову, чтоб ты не вздумал убежать в себя, закрыв глаза и уши. Уйди внутрь — там будет то же самое: молчаливая стража, мертвенный синий свет, писк сигналов коммутатора и шаги, шаги за дверью… это идут за тобой, Фердинанд… ты не проснешься… не успеешь…
Он вскочил, готовый закричать, — вошел детектив Рудольф Гарделла, тоже в черно-синей форме, с подносом, на котором — банка воды и тарелки-корытца с едой.
— Вам надо подкрепиться.
Фердинанд замотал головой: «Не хочу!». Слышать слова и понимать, что их синтезирует из цифровых сигналов кибер-мозг, а произносит аудиосистема, — сейчас это было невыносимо.
Этикет всматривался в него — конечно, он не из Партии и уж тем более не боевик. Куда ему!.. Этикет видел и допрашивал партийцев — можно было не соглашаться с их убеждениями, но в упорстве им не откажешь. А этот — сломлен; он был не готов к такому испытанию — комнатный человек, все достижения и подвиги которого — мираж компьютерной игры. По тому, как он вел себя в квартире, было ясно, что Конрад Стюарт взвинчен уже почти до срыва; он пытался противостоять — но его хватило ненадолго. Сомнительно, чтоб он руководил воюющей «семьей» и разрабатывал все акции, — на роль специалиста-партизана он не годен. Скорей всего, он потерял контроль над куклами — вместе с надеждой что-либо изменить или исправить… Но состояние, в которое он впал, — угрожающее. Душевный паралич, судорожное сжатие; от него нельзя будет добиться ничего не потому, что он упрям, а потому, что он не может говорить и даже связно думать.
— Кто… — выдавил Фердинанд через силу; слова давались с трудом, будто он проталкивал их сквозь непослушные губы. — За что… Почему меня арестовали?..
— Вы не арестованы, — мирно ответил Этикет. — Мы вынуждены были спрятать вас. Здесь вы в безопасности.
— За что?.. — вопрос повторился сам, потому что ничего другого не пришло на ум.
— Вас хотят убить.
— Кто?! За что?!!
— Служба А'Райхала, подразделение «Омега». Это они атаковали ваше жилище. Они уверены, что вы — боевой командир Партии.
— Я… это какое-то недоразумение!! Я не имею ничего общего с…
— Вам придется доказывать это. А мы не уверены, что вам дадут возможность оправдаться. Объявлен приказ, по которому вы должны быть взяты живым или мертвым. Стрелять в вас будут без предупреждения.
— Но я… у меня даже оружия нет! Это вы! Вы открыли огонь!!..
— Мы защищали вашу жизнь. Это обязанность киборгов.
Фердинанд помотал головой, вытряхивая сумасбродные, вздорные мысли, которые вдруг в изобилии размножились.
— Который час?..
— Девятнадцать сорок три.
— Как? Уже?..
Этого быть не может!.. Он же просидел тут минут сорок, сорок пять… не больше…
«Потеря чувства времени, — определил Этикет. — Все куда сложней, чем я предполагал». Вскоре ему может понадобиться врачебная помощь,
Ситуация складывалась отвратительно неловкая — до выяснения всей обстановки отпускать Конрада Стюарта опасно, держать здесь — тоже, а передать его властям — значит подставить проект. В первую очередь надо, чтобы он выспался. Но захочет ли он принимать снотворное? Если нет — придется заставить силой… нет, от этого ему станет хуже. Пустить в камеру «гэйст»?.. Но камера не приспособлена — тут плохая вентиляция, есть риск передозировки.
Остаток дня Этикет и Бамбук посвятили уговорам — уламывали Фердинанда выпить вполне невинные таблетки, а Фердинанд забился в угол и молчал, глядя на свои колени. Он был пуст внутри; он не понимал, зачем снотворное тому, кто уже спит и видит долгий беспросветный сон, — а еще он боялся, что, проглотив эти пористые розовые штучки, попадет из царства гнетущих иллюзий в провал черного Небытия.
ГЛАВА 3
В субботу, третьего числа, майское беснование в Городе продолжалось параллельно — а местами вперемешку — с ужесточающимися мерами против ожидаемых вылазок террористов. По сигналу «Штормовое предупреждение» сэйсиды и родственные им спецслужбы появились там, где их давно не видели, — на вокзалах, узлах рельсовых линий, в супермаркетах. Похищение Селены оставалось тайной, но студиям новостей хватало первомайских происшествий, чтобы раздуть страх перед массовыми беспорядками, а история с Фердинандом была прямо даром небес. Всуе склоняли на все лады Фреда Амилькара с Милем Кнеером, подняли видеоархивы по восстаниям, где поучаствовала Партия, а Конрад Стюарт появлялся на экранах чуть не каждый час — «10 000 бассов за голову!», «После „харикэна“ — бой на 37-м этаже!», «Координация акций — случайность или…», «Новая генерация боевиков сильней „Омеги“?», и все в таком же роде. В горячке злого информационного шаманства досталось и «Янгарду» с его неудавшейся игрой «Война кукол» — сход ролевиков облыжно заклеймили как потворство агрессии; однако тинейджеры из вредности не смыли раскраску — движение ширилось, и на дискотеках вновь зазвучал кибер-дэнс, замелькали изломанные, угловатые телодвижения, и снова поднялись в рейтинге десятый, одиннадцатый и двенадцатый (последний!!) диски Хлипа, составлявшие цикл «Роботех», — «Под контролем», «Азбука рабства» и «Срок годности»; ревом восторга встречали мятущиеся юнцы его «Прогресс»:
Во имя новейших крутых технологий Жестокий прогресс перемелет нам кости, Сметет все, что есть у него на дороге, Не чувствуя нашей беспомощной злости. Ломая преграды как тонкие сучья, Трудясь и стараясь без сна и покоя, Во имя всеобщего благополучья Безликий прогресс уничтожит живое!Хлипомания становилась жарче час от часу — и все хлиперы кляли Хармона, спрятавшего от народа диск «На берегу тумана». Ждали, что «Союз защиты наследия» потребует заявить открыто — есть в памяти Файри Тринадцатый Диск или нет. Варлокеры самозабвенно танцевали и молились в нетерпеливом ожидании Пророка — Энрик был уже на подлете. Поскольку индекс агрессивности колебался между 14-ю и 15-ю, надень прибытия Пророка было намечено выступление председателя парламентской морально-этической комиссии; предполагалось, что он озвучит мнение конгресса, подкрепленное выводами аналитиков Айрэн-Фотрис и А'Райхала, — быть или не быть концертам Энрика. Театр Фанк Амара ломился от паломников — и Хац забыл о слове «разорение»; уделив частичку монополии «NOW», театр греб деньги в семь лопат и то не успевал.
Опять всех удивил Доран — забыв о Хармоне, он основал фонд «Доброта сильнее гнева» и стал агитировать в защиту Рыбака, живописуя его неприкаянность и муки, толкнувшие больного человека на отчаянную выходку. «Мы все виновны в том, что он это сделал, — горячо убеждал зрителей Доран, — и должны искупить свою вину тем, что спасем его. Наше безразличие толкнуло его к баншерам — но даже тогда он не посягнул на чужие жизни! Да, он ответит перед законом, но есть высший закон — милосердие, и, если оно нам не чуждо, наш долг — вернуть ему здоровье! Его друзья, простые, вовсе не богатые люди, начали сбор денег на трансплантацию для Рыбака — неужели мы останемся в стороне?! Отведи от себя беду — дай басс Рыбаку!»