"№Фантастика 2024-162". Компиляция. Книги 1-22
Шрифт:
– Кадмина, – с внезапной холодностью ответила молодая ведьма. – Кадмина Беллатриса Гонт-Блэк.
– Впечатляет.
Она невольно улыбнулась.
Почему-то Гермиона совсем не так представляла себе тот момент, когда её пациент придёт в себя. Не то чтоб она ожидала шквала благодарностей или чего-то в подобном роде – ну уж никак не предполагала и этой ироничной насмешливости в ослабевшем, но всё равно отдающем сталью голосе мистера Малфоя. От этой неожиданности улыбка у Гермионы вышла немного презрительной, с налётом лёгкой горечи. Старший Малфой тоже усмехнулся и откинулся
– И как вам здесь, мисс Гонт-Блэк?
Гермиона наклонила голову и закинула ногу на ногу. Она смотрела прямо в его глаза – эта игра начинала чем-то увлекать её.
– Может быть, оставим условности? – предложила ведьма. – Здесь очень мило. Спасибо за гостеприимство. Отличная обстановка, отличные люди.
– Давно ли ты гостишь у нас, Кадмина? – с ударением на обращении спросил её подопечный.
– Уже больше двух недель. Как ты себя чувствуешь? Воды? Чего-нибудь ещё?
– Отчего вдруг Кадмина Гонт стала такой внимательной к простому смертному? – хмыкнул больной и едва заметно поморщился, на миг прикрыв холодные, насмешливые глаза.
Гермиона встала и, сделав несколько шагов, присела на край его постели.
– Мы же теперь вроде как родственники, дядя. Почему бы мне не поухаживать за тобой?
– У тебя изменился взгляд, – с ухмылкой сказал Люциус Малфой. – Тогда, в Министерстве, на меня смотрела глупая, самоуверенная простачка. А сейчас… у тебя появился шарм.
– Кровь, знаешь ли, – с вызовом бросила Гермиона.
– О да. Кровь – это много.
Они пристально смотрели друг другу в глаза. Гермиона очень боялась спасовать в этой внезапно начавшейся игре. Мистер Малфой не отводил чуть прищуренного взора и странно усмехался. Ведьма невольно тоже улыбнулась в ответ.
Неизвестно сколько времени длился бы этот молчаливый диалог, но скрипнула дверь и в комнату вошла Нарцисса.
* * *
Сильные мужские руки скользили по её телу: талии, груди, ослабевшим, безвольно повисшим рукам. Осторожно спустили шлейки платья… Тёплые губы щекотали шею… Теперь руки были где-то внизу, блуждали по её бедрам, забирались под одежду…
Гермиона часто задышала, прижимаясь спиной к стоящему позади мужчине. Она вся горела. Чьё-то дыхание обожгло щёку, она опустила веки, ища губами чужие губы.
Тускловатый свет, серые глаза…
Гермиона проснулась внезапно и резко, отпрянув от лежащей рядом подушки, как от чего-то ужасного, и чуть не свалилась с кровати. Пару минут она безумно смотрела в пустоту, потом мотнула головой, встряхнула пальцами всклокоченные волосы. Ну и приснится же! Невероятно.
Ведьма сглотнула и откинулась на подушку, уставившись в потолок, по которому блуждали неясные тени. Чувствуя, что краснеет, она с силой прижала к разгорячённому лицу холодные ладони.
Что за дикие фантазии?! Надо же было до такого додуматься… Люциус Малфой! Бред какой…
Гермиона перевернулась на бок и посильнее прижала к себе сбившееся в кучу покрывало. Лунный свет ложился на паркет у окна, вырисовывая
Нарциссы, его жены.
Гермиона зажмурилась.
Нет, Люциус Малфой, конечно, мужчина видный. Всё идет к тому, что он скоро поправится и станет прежним – здоровым, статным, красивым… Мерлин Великий!
Гермиона зарыла лицо в одеяло. В голову лезли совершенно не те эпитеты.
«Во имя Морганы, что всё это значит?! Нет, конечно, он…»
– Пресвятая Дева! – оборвала свою мысль совершенно маггловским восклицанием Гермиона, снова садясь на постели.
Как же получилось, что она вообще думает об этом?! «Фу, извращенка малолетняя!» – сердито подумала ведьма, чувствуя на глазах бессильные злые слёзы. Он в два раза старше. Он женат, у него взрослый сын. Он, чёрт побери, Люциус Малфой! Ей не должен был присниться такой сон. Она никак не может... даже думать... даже в бредовой фантазии представлять...
И как же Рон? В памяти всплыл образ длинного, нескладного, веснушчатого парня – такого бесконечно родного и милого во всех своих недостатках. Ведь она же любит его? Любит, наверное. Ей нравится быть рядом, она должна поддерживать, приходить на выручку так часто непутёвому Рону – и ей нравится помогать ему. Иногда снисходительно, иногда строго, иногда сердито – но всегда любя. А даже если бы не нравилось – ведь он же просто пропадёт без неё! Запустит учёбу, натворит каких-то глупостей… Хоть бы в прошлом году – этот бесплатный цирк с Лавандой Браун!
Тогда, понимая, что всё делалось ей, Гермионе, назло, понимая всю глупость своей удушающей ревности, – она всё равно неистовствовала. Потому что только она могла правильно заботиться о Роне. Потому что она слишком многое уже вложила в него. Потому что она прекрасно знала, что без неё он пропадёт. И тут эта выскочка… Браун ведь только шуточки да поцелуйчики, – Гермиону передёрнуло, – а на деле никто, кроме неё самой, не сможет выдержать вздорный характер Рона.
Да, Гермиона ревновала. Значит, она действительно любит? Не просто по-приятельски? Ведь не ревнует же она Гарри к Джинни? А с Роном было так хорошо в последние месяцы… Он даже умеет быть милым, ласковым… Или пытается – и тогда ему нужно просто помочь, только так, чтобы он не злился, чтобы не ранить его самолюбие – но чтобы всё получилось хорошо.
Рон замечательный, несмотря на то, что ни разу не написал ей с тех пор, как они расстались на станции Кингс-Кросс в конце июня (приглашение на свадьбу – не в счёт). Можно понять. Лето, война, перспектива расставания с близкими, суета из-за надвигающейся свадьбы брата, жизнь в кругу стольких орденовцев… Мало ли что. Можно понять.
Ведь Гермиона почти решила не обижаться на Рона за это.
И ещё решила первой не писать ему. Но и дуться она не будет! Почти. В сущности ведь от Рона этого можно было ожидать – ничего странного. Да и сколько они там не виделись?..