"Фантастика 2024-184". Компиляция. Книги 1-20

Шагинян Мариэтта Сергеевна

В конце августа, во время очередного посещения городского исполкома, до Длинного донесли скорбную весть о гибели Георгия Яновича Фридмана. Как именно он погиб было не совсем ясно, точнее не афишировалось. Как это произошло разумеется знали, но Длинному эту весть подали в сильно урезанном виде, сказав лишь, что его покровитель погиб как герой, защищая обоз с продовольствием. Впрочем, было и так понятно, что взбунтовавшиеся крестьяне, видя, что их обрекают на голод отбирая последнее не стали дожидаться развязки, а просто перебили обидчиков.

Уже через неделю после похорон, Длинного вызвали в исполком городского совета, и объяснили, что Георгий Янович, не имел право оформлять

документы на Семена Шумилова, так как последний не является совершеннолетним. Тогда на это не обратили внимания, сочтя товарища Фридмана опекуном Семена, но сейчас, когда последний погиб, не хотелось бы попасть под пресс из-за нарушения закона. По закону для управления имуществом и заключения договоров, требуется возраст — семнадцать лет с попечителем, и только с двадцать одного года без него. Но учитывая то, что Семен является сыном прославленного революционера, ему будет позволено продолжение деятельности, но при условии, что в его коллектив вольется представитель городского совета, который и будет исполнять роль попечителя по совершеннолетия товарища Шумилова.

Деваться было некуда, и пришлось вводить в совет хозяйства дополнительного человека. О том, что это чисто фиктивная должность было понятно сразу. Причем фиктивной она являлась только ради «соблюдения закона». А вот то, что ему придется платить зарплату, да еще и отстегивать процент с выручки, было уже далеко не фиктивным. При этом всей работой данного индивидуума был надзор за ловом рыбы, ее учет, чтобы не дай бог, не попытались скрыть лишнее и сытный обед, подаваемый отдельно, и погуще, и пожирнее. И все это совсем не отменяло еженедельных подношений. В исполкоме любили вкусно покушать, несмотря на начавшийся голод, и потому открытым текстом сказали, что подобные продуктовые выдачи, совсем не отменяются.

Но и это еще оказалось не все. Еще через неделю после того, как оного представителя утвердили, до Семена, донесли, что в связи с неурожаем зерновых и начавшимся голодом, с этого месяца он обязан платить налог натурой. То есть выловленной рыбой, и этот налог будет составлять шестьдесят процентов. Но учитывая, что официальный налог объявлен в размере тридцати процентов, разница будет компенсироваться и зачисляться на счет «Колхоза 'Светлый Путь», но с отсрочкой платежа до следующего урожая зерновых. Когда будет именно этот урожай, и будет ли он вообще, и следующий после которого, не уточнялось.

Длинный попытался было предоставить расчёты, говорящие о том, что тридцати процентов от улова оставляемых ему, не хватит даже на собственный прокорм. И в тоже время увеличить лов, тоже не представляется возможным. В конце концов в его хозяйстве работают не взрослые мужики, а дети. И потом, ладно сейчас. А, что будет зимой, когда Волга покроется льдом и лов вообще может упасть практически до нуля?

Но в итоге услышал, что это и есть та причина, по которой возраст управления подобными предприятиями наступает с двадцати одного года. Другими словами, работай! Лови больше, а не будешь справляться замену найдем.

Понимая, что все это не может завершиться просто так, Длинный собрал совет колхоза и рассказал о том, что под их организацию начали копать. Другими словами искать поводы и причины, чтобы отобрать и присвоить ее себе. В конце концов безработных мужиков половина города, а уж найти среди них желающих за паек половить рыбку, не такая большая проблема. Скорее всего в ближайшее время это и произойдет, и потому нужно решить, что делать дальше.

Мнения, как всегда разделились. Кто-то предлагал собраться всем колхозом и идти добиваться правды, кто-то подумывал о том, как пережить зиму, кто-то не став дожидаться финала, собрал свои манатки

и вернулся к вольнице. Большая часть решила все же остаться и дождаться итога, посмотрев чем все это закончится. В конце концов в городе, стали частенько организовывать облавы и многих уже распределили по детским домам и приютам. Это был неплохой выход из положения, учитывая скорую зиму. На этом собственно и остановились, решив пока по возможности откормиться, чтобы подготовиться к зиме и полуголодному существованию в приюте.

А еще через месяц, усадьбу колхоза «Светлый путь» окружил взвод красноармейцев и всех находящихся в этот момент на территории усадьбы загрузили в подъехавшие воронки и оправили в городскую тюрьму. Правда не на долго. Все же беспризорники не преступники.

* * *

— Имя?

Сержант милиции поднял глаза на сидящего по другую сторону казенного стола высокого мальчишку, в довольно приличной, и достаточно чистой, хотя и не новой одежде, состоящей из форменного френча, дореволюционного пошива и точно таких же галифе с лампасами, закрытыми чуть ниже колен кирзовыми сапогами. Сапоги хоть и были несколько припорошены пылью, однако все же блестели «Как у того кота», а сами голенища были заломлены с таким изяществом, что пацан скорее походил на какого ни будь криминального авторитета, нежели на беспризорника. Слегка взлохмаченные волосы парня, прикрывала потертая кожаная фуражка-хулиганка с переломленным козырьком, что только добавляло уверенности в том, что парень далеко не прост.

— Длинный.

Как бы нехотя и равнодушно произнес паренек, исподлобья взглянув на сидящего напротив него усталого мужчину. Основательно потертая, хотя и тщательно выглаженная форма служащего довольно грозной конторы, говорила, что перед ним находится скорее оперативник, проводящий большую часть своей службы в поле, чем штабист, занимающийся перекладыванием бумажек в конторе.

— Я спрашиваю имя, а не кличку!

Несколько усталый и безразличный тон хозяина этого помещения, говорил скорее о том, что все происходящее здесь, ему ужасно надоело. И было бы гораздо интереснее заняться, чем-то более привычным, нежели заполнять сопроводительные записки на очередного беспризорника, выловленного в результате очередной облавы.

— Не помню. Длинный я.

Паренек отвечал на вопросы через губу, выражая свое если не презрение, то безразличие происходящему. При этом он, чуть прищуренным взглядом искоса разглядывал помещение, в котором сейчас находился. Пошарпанный стол с местами подранным зеленовато-серым сукном и бронзовым массивным колокольчиком, стоящим возле чернильницы-непроливайки. Стоящий в некотором отдалении шкаф до отказа забитый серыми папками и стопками бумаг, грозящими вот-вот вывалиться оттуда и удерживаемые лишь каким-то чудом и шнурком, завязанным за деревянные ручки и не дающие дверцам распахнуться. Вбитые в стену у входа, довольно длинные гвозди, изображающие вешалку с висящими на ней, потертой шинелью и каким-то грязноватым ватником. Грязные резиновые сапоги с высокими голенищами стоящие под вешалкой.

— И как ты предлагаешь мне обозначить тебя в сопроводиловке?

— А поровну. Все равно это ненадолго. Зима пройдёт и сбегу. Что в голову придет, то и пиши.

Мальчишка приподнял голову и презрительно оттопырил нижнюю губу.

— А чем тебе не нравится детский дом? Кормят, одевают, обувают, учат. Спать будешь в мягкой кровати, а не под забором. Питаться нормально.

Аккуратно положив простенькую деревянную ручку с металлическим перышком на край чернильницы, мужчина сложил свои руки на стол и слегка навалившись на них телом, всмотрелся в сидящего напротив него пацана.