"Фантастика 2024-23".Компиляция. Книги 1-20
Шрифт:
Заметив, что стена из пыли понемногу истончается и с тихим шорохом оседает на землю, Майлз азартно потер ладони и навел монокуляр на дорогу. Имея все основания гордиться хорошо проделанной работой, сержант хотел узреть поверженных врагов, найти пару недоработок и, может быть, покритиковать себя. Легонько. Добродушно посмеиваясь над собственными мыслями, Митчелл обвел поле брани победным взором и подавился на полуслове заготовленной загодя цитатой об истреблении филистимлян: некогда пасторальный пейзаж преобразился в батальную картину.
Отрезок дороги перед поворотом походил на скотобойню:
С трудом оторвав взгляд от жуткой картины, Митчелл судорожно сглотнул, истово перекрестился и сбивчиво зашептал:
– К Тебе, Господи, я воззову. Боже мой, не промолчи, презрев меня, никогда не промолчи, презрев меня, и да не уподоблюсь я сходящим в ров.
Всевышний промолчал, но зато со стороны дороги послышался чей-то плач. Митчелл машинально взглянул на дорогу и слепо зашарил рукой вокруг в поисках винтовки: из общей мешанины людских и конских тел на открытое пространство выполз человек, точнее – его обрубок. Вместо ног – кровавые лохмотья на уровне бедер, левая рука свернута с кольцо и сияет невыносимо белым обломком кости, торчащим из предплечья, лицо спеклось в багрово-серую, одноглазую маску, по лоскутам которой катились слезы вперемешку с кровью.
Нащупав оружие, Майлз вскинул винчестер к плечу, на короткое мгновение прикрыл глаза и прижался щекой к полированному прикладу:
– Услышь, Господи, глас моления моего, когда я молюсь к Тебе, когда поднимаю я руки мои ко храму святому Твоему. – Открыв глаза, сержант навел ствол винтовки на изувеченного бура и мягко выбрал спуск. – Не привлеки меня вместе с грешниками, и с делающими неправду не погуби меня, говорящими мирно с ближними своими, злое же – в сердцах своих.
Свинцовая пуля врезалась буру под сердце, разом избавив его от забот и мучений. Майлз проводил убитого взглядом, заметил, как на лице покойного расплывается умиротворенная улыбка и вновь перекрестился.
– Дай им, Господи, по делам их и по злым поступкам их, по делам рук их дай им, воздай им воздаяние их.
Высматривая уцелевших, Митчелл вновь навел монокуляр на дорогу и вновь содрогнулся: с пыльного, пропитанного кровью и болью полотна дороги, прямо в объектив, уперся немигающий, с дрожащей на длинной реснице слезинкой, взгляд. Митчелл помотал головой и уменьшил фокус наведения, но легче ему от этого не стало: переполненный страданием взгляд принадлежал израненному коню. Он не ржал и даже не храпел: едва утвердившись на трех подгибающихся ногах, конь, пытаясь пробудить хозяина от вечного сна, беспрестанно тыкался мордой в безжизненное тело всадника. Майлз отвел глаза в сторону и тоскливо прошептал:
– Глас грома Твоего в круге небесном; молнии освещали вселенную; земля содрогалась и тряслась и побивал ты огнем и людей и скот их… Господи, не приведи мне боле сотворить подобного, это ведь не война, это ужас небывалый,
Взрывы и последовавшая за ними пальба изрядно сократили численность бурского отряда, но были и те, кому посчастливилось пережить этот кошмар. Повинуясь то ли логике событий, то ли кому-то из командиров, уцелевшие буры умудрились соорудить из тел павших коней импровизированный бруствер. Майлз насчитал не меньше полусотни стволов и уважительно покачал головой: готовность драться даже в безвыходной ситуации, безусловно, заслуживает уважения.
Понимая, что от оставшихся фугасов толку немногим больше, чем от огня спички морозной ночью, Майлз потопал к артиллерийской позиции: буры, конечно, молодцы, но не ждать же, когда они сами перемрут? Проще выкатить пушку на прямую наводку, разметать парой выстрелов ненадежное укрепление и добить оставшихся ружейно-пулеметным огнем… А потом и поужинать можно, еда хоть и остыла, но все же осталась едой. В конце концов, супец или кашу и на костре разогреть не проблема… Размышляя о насущном, Майлз спустился в овражек ведущий к пушке, и изумленно замер: из-за холма на середину дороги прямо напротив позиции буров вышагнул Бёрнхем. Один и без оружия, но зато с белым платком, примотанным к длинной палке.
– Господа буры! – Фрэнк поднял импровизированный флаг над головой и несколько раз с силой махнул им. – Ваше положение – безвыходно! Впереди вас ждет еще пара фугасов, два пулемета, артиллерийское орудие и стрелки. Позади вас – тоже два пулемета и стрелки. Но я не вижу смысла в дальнейшем пролитии крови и предлагаю вам сдаться! – Капитан воткнул палку с платком в землю, и устало оперся на нее. – Гарантирую, в плену вам не причинят зла. Это говорю вам я – капитан армии Её Величества Фредерик Рассел Бёрнхем… А моё слово еще что-то значит в этом мире.
Некоторое время из-за лошадиных туш доносился только сдавленный хрип возбужденного шепота. А десяток минут спустя над ощетинившимся винтовочными стволами бруствером поднялся невысокий мужчина в серо-буром от грязи и крови кителе. Бур развел пустые руки в сторону, окинул Бёрнхема невидящим взглядом и сдержано процедил:
– Не стреляйте. Мы сдаемся.
Господин генерал-майор, сэр! Докладываю, что сего 1900 года июля месяца девятнадцатого числа сводный отряд в составе: взвод Королевских Стрелков, командир лейтенант Дальмонт, пулеметная команда четвертого валлийского пехотного полка, в.р.и.о. командира сержант Паркер, команда скаутов в.р.и.о. командира сержант Сварт под моим общим руководством по распоряжению командира сводного Экспедиционного Корпуса полковника Кливленда выдвинулся к г. Бокачолу для установления полного контроля над вышеуказанной территорией.