!Фантастика 2024-4". Компиляция. Книги 1-16
Шрифт:
– Добрый день. Я только что от Вельдера.
Шани, сидевший напротив, задумчиво водил по лицу платком. В воздухе отчетливо пахло сладкой южной флоксией, и под ее воздействием недавний горький пьяница, опухший от выпитого, который без поддержки и шагу ступить не способен, медленно, но верно превращался в джентльмена – усталого и осунувшегося, но джентльмена. «Да он же трезвый как стеклышко», – оторопело подумала Софья, глядя, как платок стирает остатки театрального грима.
– И что сказал Вельдер? – осведомился Шани, положив платок на скамью и снимая камзол. Вблизи оказалось, что одежда декана инквизиции замарана
– Он сказал, что не сможет приготовить этих препаратов, – ответила Софья. – И никто в столице не сможет этого сделать. И если бы вы не отправили на костер зельевара Керта, то сейчас бы уже имели нужное зелье. Но Керт умер, а больше ни у кого нет таких же талантов.
Шани усмехнулся и принялся распускать шнуры на рубашке, испачканной не меньше камзола. Судя по одежде, благородный господин покутил изрядно, побывав и в кабаках, и в канавах.
– Во-первых, я его не сжигал, – брезгливо заметил Шани, избавившись от рубашки. Софья испуганно смотрела на грубый шрам, который вился у него по груди и уходил вбок, и не могла отвести взгляда: когда-то инквизитора очень хорошо подрезали в бою. Из саквояжа, стоявшего на скамье рядом, он достал форменную темную сорочку-шутру с алыми официальными шнурами, без единого пятнышка, и продолжал: – А во-вторых, это было пять лет назад. Тогда я в скромном чине брант-инквизитора работал в Залесье и знать не знал о здешних делах.
– Я ни у кого больше не была, – призналась Софья. – Не успела. Вельдер дал мне коляску и кучера, и мы как раз ехали к мастеру Кримешу.
Инквизитор отмахнулся и небрежно затолкал грязное тряпье под лавку.
– Если Вельдер не сможет выполнить заказ, то и в самом деле никто не сможет. Ладно, что теперь… Спасибо за работу, Соня, я признателен.
Софья только руками развела: дескать, что вы, не стоит благодарности. Шани завязал шнуры на воротнике и спросил:
– Ты, должно быть, голодная?
– Я этот день очень хорошо помню. Погода стояла славная, солнечная. Птицы в саду пели. Родителей увезли из дома две седмицы назад, и я уже не верила, что они вернутся. Знаете, мы ведь очень хорошо жили. У нас был свой дом на набережной. И вот я на всякий случай собрала маленькую сумку с вещами. «Послание Заступника» взяла, куклу и медоеда. Ну я же маленькая была, что еще могла собрать. А потом в дом пришли чужие люди, и огромный такой, толстый господин с красной рожей взял меня за шиворот и выкинул на улицу. Ничего я не успела взять, так и пошла.
Они сидели в небольшом, но очень приличном кабачке, в закрытом кабинете, где их никто не беспокоил. Кабатчик с порога получил пригоршню монет, принес еду и несколько бутылей южного вина и больше не показывался. Когда одна из бутылей опустела, то Софья внезапно обнаружила, что говорит и не может остановиться. Слова, которые давным-давно созрели и умерли в ее сердце, вдруг неожиданно ожили и решительно прорвались наружу, и она не в силах была их удержать.
– И куда ты пошла? – спросил Шани.
Софья вдруг подумала, что он не верит ни единому ее слову. У всех проституток есть как минимум две жалобные истории: одна про жестоких родителей, вторая про судьбу-злодейку, вот он и слушает ее, как слушал бы любую другую байку. Да и кем еще, кроме дорогой проститутки, можно
– Не знаю, – призналась она. – Не знаю, просто шла себе и шла. В никуда. А потом пришла к собору Залесского Заступника и села на ступеньки… Так и сидела, пока не стало темнеть. А потом из собора вышел настоятель и спросил, кто я и что тут делаю.
О том, что потом она довольно часто видела этого настоятеля в гостях у Яравны, Софья решила умолчать. Шани откупорил вторую бутылку вина и плеснул немного Софье и себе. Девушка заметила, что он почти не слушает: смотрит ей в переносицу, задает правильные вопросы в правильный момент, но сам думает о чем-то другом. Ну и ладно. И пусть. Он купил ее не затем, чтобы слушать пьяные откровения девицы с желтым билетом.
– Я переночевала в комнатке при соборе, а наутро настоятель отвел меня в приют госпожи Яравны. Представляете, я только через два года поняла, что там к чему, думала, что это обычный приют. Ходят туда важные господа, так мало ли – может, деньги дают на содержание сирот, – Софья нервно хихикнула и зажала рот ладонью. Все правильно: приходят господа и дают деньги.
Софье казалось, что у нее начинается истерика. Очень некрасивая, пьяная истерика.
Инквизитор отпил вина и вдруг посмотрел на Софью так, словно впервые увидел ее, пожалел и поверил. В сиреневых глазах теперь светилось неподдельное сочувствие; Софья шмыгнула носом и стерла слезинку тыльной стороной ладони.
– Милая Софья, – задумчиво и мягко проговорил Шани, – у тебя все будет хорошо. Слушайся меня, делай все, что я скажу, и через полгода ты уедешь отсюда и будешь жить в своем доме. Поселим тебя в небольшом, но культурном городке, ты станешь собирать яблоки в собственном саду, а потом выйдешь замуж за доброго и хорошего человека. А я, старый грешник, стану кружником ваших детей, если мы с тобой к тому времени не рассоримся по моей милости.
Вот тут Софью прорвало: она опустила голову на руки и разрыдалась. Тяжелая ладонь инквизитора легла ей на макушку и ласково погладила несколько раз – так когда-то давно, в другом мире и другой жизни, плачущую Софью успокаивали родители.
– Что я должна сделать? – проговорила Софья, захлебываясь в слезах. Видение иной, хорошей жизни было таким желанным и почти невыносимым. – Шани, что я должна сделать?
– Не бойся, девочка, – донеслось до нее. – Всего лишь войти в высший свет. Я помогу.
Следующие две седмицы пролетели быстро, насыщенные самыми разными, но не слишком примечательными событиями.
За быстрое завершение расследования смерти покойного государя Луш наградил декана инквизиции роскошным особняком на площади Звезд, с полной обстановкой и прислугой. Несколько дней ушло на переезд; Софье выделили собственную комнату, в два раза превосходившую размерами ее прежнюю спаленку в приюте Яравны. Это не дом, говорила себе Софья, бродя по комнате и то рассматривая красивую изящную мебель тонкой восточной работы, то выглядывая из окна на площадь, где чинно гулял народ, мастера открывали ставни на витринах многочисленных модных магазинов, а глашатаи зазывали зрителей в центральный столичный театр на очередное представление. Это не дом, повторяла Софья, это только шаг на пути к дому – и все равно чувствовала себя невероятно счастливой.