"Фантастика 2024-6". Компиляция. Книги 1-20
Шрифт:
– В Атлантике слишком часто формируются ураганы, – произнес Ворон, а затем заговорил о Сестринском, этом центре, людях, так называемых «рыцарях», ученых, их работе, вакцине и брешах, способных не только привести к катастрофе, но и к возникновению гораздо более сильной аномалии – того, с чем ни один человек уже справиться не сумеет. – Необходимо вывести все группы, проверить туристов. В последнее время их только и таскают по локальным аномалиям. Пусть их проверят в ИИЗ, особенное внимание уделят крови. Матричная Зона… или матрица по Зоне сильно влияет на таких, как мы. Обычные же люди или «рыцари» Сестринского
– Поясни, – попросил Никита.
– Сестринский научился пробивать бреши в ткани привычной нам Зоны, – сказал Ворон. – Он полагает, будто уничтожает аномалию, но это не так. Вовсе не обычное пространство образуется внутри бреши, а матрица. Физические законы в ней работают как в обычном мире, искажений нет, привычных аномалий – тоже, но… она точно не несет ничего хорошего.
– Я понял, – отозвался Никита. – Ты прав, об этом стоит знать всем. Я уже передал брату… вернее, он слушал параллельно со мной.
– Удобно, – похвалил Ворон. – Мое почтение маленькому хозяину Зоны, – сказал он вполне серьезно. Он действительно считал эмиоников не просто мутантами.
– В случае необходимости они передадут Дэну, а я тебя все же вытащу, – пообещал Никита.
– Нет, ты станешь действовать так, как я сказал, – слегка подпустив в голос стальных ноток, произнес Ворон. – Иначе я останусь здесь и, аки Василиса Прекрасная у окошка, стану ожидать освободителей в камуфляжах с автоматами на изготовку. Возможно, параллельно с этим меня станут совсем немного резать на куски, подвергая различным опытам, – последнее он прибавил для красного словца: не верил в кровожадность Сестринского. Впрочем, известную фразу про «я тебя породил, я и убью» тоже со счетов не скидывал.
«Ну пойми же, – уговаривал он мысленно. – Не заставляй меня произносить вслух всякие нехорошие предположения. Например, о том, что эмионики поддерживают контакт с людьми, только пока есть ты: парламентер… ходок от людей к хозяевам Зоны и обратно. Да они же просто играются и попутно делают приятное именно тебе. Зона всегда всаживает крючок в сердца, и у каждого он свой. И желания она всегда выполняет честно, не то что сказочные джинны. Тебе вот всегда хотелось иметь семью, делать важное дело и считать себя значительным. Вот. У тебя все есть. И разве ради этого не жаль приходить в Периметр снова и снова? Только я боюсь и помыслить о том, чтобы произнести это прямо. Некоторым словам лучше не рождаться, не обретать плоть в мыслях и душах. И уж тем более я не готов размышлять, какой подарок сделала Она именно мне».
– Ладно. Я тебя услышал, – нехотя сказал Никита.
– Я сам терпеть не могу бросать людей, – заверил Ворон, – но иногда выбор стоит между гробануться вместе или выжить. Я всегда выбираю последнее. Тебе советую поступать так же.
– Говорить о плохом – кликать беду, – заметил Никита и, вытащив из рюкзака пластиковую бутылку с водой, передал ее Ворону. – Я сделаю, как условились.
– Благодарю, – сказал тот. – За все разом. В горле изрядно сухо. – Отвинтив крышку, сделал несколько глотков и вернул обратно: не в руках
– Сейчас, еще вот. Навесить надо бы. – Никита достал из рюкзака забавного вида артефакт: «пирамидка» обзавелась золотистой плямбой на вершине – этакой аллюзией на известное изображение на долларе. Ворону по меньшей мере показалось подобное забавным. Правда, стоило Никите повесить артефакт на шею, он как-то вдруг стал уплывать, а голова кружиться – это забавным уже не казалось.
– Глаза отводит, – пояснил Никита, дождавшись, когда Ворон сдастся и зажмурится. – Правда, работает не у всех, только у тех, кто имеет отношение к Зоне.
– Знаю, – ответил Ворон, массируя виски, – тебе я так же глаз не отведу?
– Ворон…
Когда он открыл глаза, все стало по-прежнему. Только Никита теперь держал «пирамидку» в одной руке, а «золотинку» в другой.
– А ты соединяй только в случае необходимости, – посоветовал он.
– Вот этим они меня и шарахнули, – вздохнув, произнес Ворон. – Иначе не захватили бы врасплох.
– Отомстишь, – уверенно произнес Никита.
Ворон фыркнул и рассовал артефакты по разным карманам.
– Вот теперь все. – Никита поднялся и подошел к окну.
– Минутку, – сказал Ворон, задерживаясь у стола. Он взял лист и быстро накидал пару строк, поставил роспись и перелез через подоконник, включая сканер. Тот все же работал с перебоями. По экрану время от времени проходили помехи, подсветка рябила, раздражая глаза.
По всем законам жанра им стоило бежать ночью, но в Зоне подобное удалось бы только с четким намерением оказаться на том свете. Через десяток шагов они, не сговариваясь, все же соединили артефакты, и Никита ухватил его за руку – идти так стало проще.
Они шли по узкой тропке, петляющей между аномалиями. Ворон даже не вдавался в подробности, просто отмечал для себя их наличие и протяженность. Шаг, другой. Еще шаг.
Неладное произошло, когда они уже преодолели опушку и погрузились в лес… то есть парк. Уши на мгновение заложило, а раскаленный обруч опустился на лоб. Неприятные ощущения продолжались несколько секунд, а затем пропали, как не было: растворились в заполошно стучащем сердце и жаре выплеснутого в кровь адреналина.
– Вот теперь бегом! – воскликнул Никита, таща его за собой. – Крысам глаза без надобности.
Ворон выругался, ускорил шаг, а потом остановился и резко дернул на себя руку.
– Нет. Бежишь ты, а я иду: медленно и осторожно, по сканеру. Если суждено – выберусь, если нет… значит, не судьба. Однако аномалии значительно поредели, а крысы вряд ли станут меня убивать. В отличие от тебя. Давай!
Никита, к величайшему облегчению, спорить не стал и, пожелав удачи, отступил. Только кусты шелохнулись. Казалось, недавно стоял совсем рядом – и вот уж нет как не было.
Ворон вздохнул, разъединил артефакты и бросил их в траву. В настолько сильную удачу он не верил. Более того – не желал. Если бы Зона помогла ему выйти отсюда, да еще и оставила преследователей с носом, она запросила бы слишком весомую цену. Только расплачиваться с ней Ворон совсем не горел желанием: предпочитал еще пожить.