"Фантастика 2024-76". Компиляция. Книги 1-26
Шрифт:
— Фонтан? — недоверчиво вытаращил глаза Охотник. — Фонтан?!.. Ты имеешь в виду Маджида с фонтаном?! Так что ж ты сразу не сказала, о рассеянейшая из рассеянных, что тебе нужен караван-сарай именно того Маджида, у которого в дальнем углу двора имеется фонтан?! Как же мне его не знать? Конечно, я его знаю! Ведь это же моя родная кровь, ближайший круг, любимая семья! Маджид с фонтаном — двоюродный брат деверя племянницы моей жены! Почитаемый всеми человек!
— Где? — радостно вскинулась царевна.
— Э-э-э… во всем Шатт-аль-Шейхе?
— Да нет, караван-сарай его где!!!
— А-а, это!.. Совсем рядом,
Воссоединение двух частей потрепанного, но не побежденного отряда было праздником со слезами на глазах. Когда с улыбающимся до ушей ртом и светящимися счастьем очами Серафима попыталась ворваться в занимаемую поздними ночными гостями комнату, дверь отворилась, и навстречу ей шагнул еще один старый знакомец — известный врач, экспериментатор и естествоиспытатель (В тезаурусе сулейманской науки — ученый, испытывающий результаты своих изысканий, естественно, на себе) Абдухасан Абдурахман аль-Кохоль. И хоть глаза его слегка косили, язык чуть заплетался, а легкий сивушный дух с избытком ароматизировал воздух в радиусе десяти метров (Потому что не все результаты изысканий стоят того, чтобы их на себе опробовали), вид у него был строгий и озабоченный.
— …Постеленный режим… больше никаких потрясений… никаких физиологических… нагрузок… и, тем более, мозговых… если и вправду хотите, чтобы результаты моего лечения были… как вы это изволили фигурно выразиться… сногсшибательными! — важно и настойчиво говорил он кому-то через плечо перед тем, как летящая вперед очертя голову Сенька сбила его с ног, повалив на того, кто внимал ему в комнате.
И все трое одной огромной кучей-малой обрушились на четвертого, оказавшегося на шаг позади.
Если бы этим четвертым был не Олаф, ему под кучей яростно трепыхающейся мешанины из рук, ног и прочих человеческих комплектующих пришлось бы отчаянно туго и мучительно больно.
— Серафима, Сима, Сима!!!.. — едва разобравшись в полумраке комнаты, кто так упорно пытается вскочить на ноги прямо у него на груди, взревел он так, словно желал оповестить весь город о возвращении с того света боевой подруги.
— Олаф!!!..
Подруга оставила попытки пробежаться по нему, и вместо этого бросилась на мощную шею и радостно замолотила кулаками по плечам. — Живой, живой, здоровый, кабуча, Олаф!..
— И Кириан… — донесся откуда-то из области ее коленок полный вселенского смирения и глобальной укоризны глас поэта.
— Кирьян!!!.. Ты жив?!..
— Пока — да…
— Погоди, а где Эссельте? — приподнялся на локте и ухватил
— Я здесь, Олаф, я здесь!.. — донесся веселый голос из заблокированного свалкой коридора.
— А где Ваня? И Агафон? — в свою очередь оставила в покое конунга, забыла про барда, и нетерпеливо воззрилась в погруженные в полумрак внутренности арендуемых покоев царевна.
— Здесь мы… — долетел до слуха Серафимы слабый глас умирающего в пустыне. — Сима… похорони нас где-нибудь в этом… как его… уазисе… где есть много-много воды и тени… и нет ни одной треклятой крыши… Ох, репа моя, репа…
— Агафон?..
Несмотря на предосторожности, предпринятые конунгом, Сенька всё же вскочила и кинулась на голос.
— А Ваня?..
— Тс-с-с, не шуми, спит он, — едва приподнялся на подушках главный специалист по волшебным наукам и качнул покрытым ссадинами и йодом подбородком в сторону соседней лежанки. — Ему еще больше моего досталось. Лекарь сейчас его какой-то гадостью напоил, перевязал, и он уснул… Но переломов нет, ты не бойся!..
— Сама разберусь, когда мне бояться… — учтиво буркнула царевна, поспешно склонилась над неподвижной знакомой фигурой, и откинула край укрывавшего его с головой выцветшего покрывала.
Открывшаяся увлажнившимся очам ее картина больше всего напоминала строки из одной старинной лукоморской народной песни про былинного полководца: «Голова повязана, кровь на рукаве…»
Из-под повязки на нее глянули, не узнавая, мутные от действия принятого зелья родные глаза, и снова медленно закрылись.
— В-ванечка… — предательски дрогнула сенькина нижняя губа.
— Ты не волнуйся, Сима, он в полном порядке, просто небольшое потрясение мозга, — торопливо заговорил ей на ухо нежный сочувственный бас Олафа. — У настоящего витязя от каждой встряски череп только крепче становится! А мозги — извилистее!
— Так ведь это — у настоящего… — на грани слез прошептала царевна. — А он у меня такой… такой…
— Какой — такой? Самый настоящий и есть! — строго выговорил отряг.
— Да ты меня, вон, к примеру, возьми! — энергично подключился Кириан. — У меня такое сто раз было — и до сих пор хоть бы тьфу! Думаешь, если поэт — так тебя, наземь не спуская, на руках носят?! ХА! Чем мне только по башке не прилетало — и сапогами, и кружками, и окороками, и бутылками, и мебелью всякой, и хомутами два раза, а один раз даже живой собакой попало! Знаешь, с какой высоты она на меня юхнулась!..
— Это как? — недоверчиво глянула на него Серафима.
— Да один рыцарь даме серенаду заказал спеть, собственного его сочинения. Восхваляющую ее красоту и добродетели. Дама эта самая неприступная в городе была, он ее год обхаживал, как кот клетку с канарейкой, но всё бЕстолку… Ну, и вот… А я подшофе в тот вечер оказался… нечаянно… самую малость… и слова его по ходу исполнения маленько подредактировал… творчески. Так вот она в меня свою собачку и бросила. И даже попала. Очень меткая оказалась дама, кто бы мог подумать… А потом еще и рыцарь меня догнал… и она сама по веревочной лестнице с балкона спустилась… Вместе били. Конечно, поэта всякий обидеть может, когда он пьяный и без каски…