"Фантастика 2024-94". Компиляция. Книги 1-26

Шнейдер Наталья

– Александр Иванович, да вы золотой человек – решаете любую проблему. Буду иметь это в виду.

Ведя такой трудный для меня разговор, я не забывал поглядывать на большие напольные часы. Помнил, что ординарец сказал, что обед запланирован на два часа дня. Часы показывали уже без десяти два, и пора было решать, продолжать эту весьма полезную для наших замыслов беседу, или не стоит испытывать судьбу, которая может повернуться и неприглядным местом. Можно сказать, что сделаны первые шажки в наших с Кацем замыслах. А что? Невозможно же двум не знающим местных условий попаданцам быстро организовать производство неизвестных в этом времени новинок, а Гучков наверняка сможет. Энергичный мужик, знающий все ходы и трудности, не зря он был крупным банкиром, а сейчас весьма заметная политическая фигура. Да и найти человека, который может подобрать площадку для размещения резервного склада продовольствия, тоже много значит. Я, впрочем, так же как и Кац, совершенно не ориентировался в Петрограде (Питере, как мы между собой называли город), а тем более в его окрестностях. Думаю, с Кацем мы бы мыкались долго, чтобы найти места для скрытного размещения воинского контингента и резервного склада с продовольствием. А время не ждёт – до февральских событий осталось полгода, а там и Октябрьская революция не за горами. А потом и сделать

будет ничего нельзя – представитель дома Романовых с большевиками не договорится, и получается, здравствуй, Пермь. Так что хорошо, что я сообразил обратиться к Гучкову с просьбой найти человека, разбирающегося в таких делах. И главное, технично это сделал – всё обосновал необходимостью продолжения экспериментов по доработке нового оружия. А значит, объект этот секретный, и никто не удивится наличию там солдат и строгой пропускной системы. А что эти солдаты не из гарнизона Петрограда, легко объяснить тем, что недопустимо охранять такое опасное и секретное учреждение силами разложившихся и недисциплинированных частей. Так что Гучков вовремя появился, и я удачно его обработал – теперь он наш соратник, но всё равно это человек своего времени и нужно с ним быть осторожней. Осторожнее требовалось действовать, не гнать паровоз! Беседу нужно заканчивать, а Гучкова пригласить с нами пообедать. Решив для себя этот вопрос, я сказал:

– Ну что, Александр Иванович, вроде бы главные вопросы мы обговорили, а теперь я приглашаю вас с нами отобедать. У меня в связи с болезнью желудка питание строго по графику. В два часа как штык должен принимать пищу. Вот и вас прошу составить мне компанию.

– Я бы с удовольствием, но в шесть часов у меня назначена встреча в Думе с Родзянко и графом Львовым. А добираться до города на моей бричке не меньше трёх часов. Всё-таки почти двадцать пять вёрст.

– Да решим мы эту проблему. Вы, наверное, слышали, про мой автомобиль «Роллс-ройс». На нём до Питера можно домчаться за час. Он сейчас не в ремонте, а на ходу и в данный момент отвозит Наталью в наш петроградский особняк. Водитель знает, что он может понадобиться великому князю, и копаться не будет. Как отвезёт графиню Брасову, так сразу же поедет обратно. Вскоре он должен появиться, а как только мы пообедаем, будет готов везти нас в Питер. Да, Александр Иванович, я тоже хочу прокатиться в столицу – дела, мон шер, дела. Кстати, в дороге обсудим другие проблемы. Меня как фронтовика интересует положение дел в тылу. Настроение и почему качество пополнения резко снизилось. До офицерского корпуса армии доносятся нехорошие слухи о брожениях среди рабочих и интеллигенции. Опять социалисты и прочие враждебные империи силы зашевелились. Вы, как депутат Думы, больше меня в курсе происходящего в народной среде, в том числе и настроениях ваших избирателей. Вот и поговорим о том, что нужно сделать, чтобы сбить настроения, разлагающие наше общество.

– Если вы говорите, что довезёте меня до города на автомобиле, то я с удовольствием с вами отобедаю. Вы, ваше высокопревосходительство, очень приятный человек, и для меня большая честь продолжить с вами беседу по пути в Петроград.

После его, можно сказать, дежурных реверансов я, обращаясь уже к Кацу, распорядился:

– Николай, прикажи Василию, ожидающему в коридоре, чтобы он проводил господина Гучкова в столовую. Сейчас я приму микстуру, выписанную доктором от язвы, и мы тоже туда пойдём.

Когда Гучков в сопровождении моего ординарца отправились в столовую, мы с Кацем провели экспресс-анализ разговора с первым представителем, можно сказать, элиты Российской империи. Больших нареканий со стороны моего коллеги по несчастью разговор не вызвал. Я выглядел в роли великого князя не совсем естественно, но шероховатости можно было списать на то, что Михаил Александрович прибыл с фронта, где длительное время находился в среде не очень-то цивилизованных воинов Туземной дивизии. Одним словом, Кац поставил мне за беседу с Гучковым тройку. Я поставил Кацу тройку с минусом – не походил он на человека, живущего в начале XX века. Слишком суетлив, пытался перебить самого великого князя – его спасало только то, что Джонсон, в общем-то, натурализованный англосакс (все огрехи можно было списать на недостаток аристократического воспитания).

Оценив друг друга и наметив, о чем следует поговорить с Гучковым в автомобиле, оба троечника направились в столовую. Как туда пройти, я уже знал, не зря утром прошёлся по дому. Так что с этим не было проблем, проблема была только в том, что никто из нас не знал, как вести себя за аристократическим столом и какими столовыми приборами есть подаваемые блюда. Договорились в первую очередь не спешить и внимательно, но ненавязчиво наблюдать за действиями Гучкова и стараться его во всём копировать. Не знаю, какие проблемы были у Михаила с желудком, меня же он совершенно не беспокоил.

Глава 7

Обед прошёл нормально, без откровенных ляпов со стороны Каца. А с моей стороны их и не могло быть. А какую, спрашивается, можно совершить оплошность в правилах этикета, работая только ложкой. Питание больного в этом времени не отличалось большими изысками – сначала суп-пюре, затем кашка, ну а в завершение некрепкий чай. Если бы не пирожки, которые мы с Кацем умяли, то из-за стола я вышел бы голодным. Ещё когда мы обедали, официант сообщил мне, что автомобиль прибыл и водитель ожидает только команду, чтобы отвезти великого князя в Петроград. Так что как только пообедали, сразу пошли к автомобилю.

Езда на древнем ретроавтомобиле это не то, что даже на самой дешёвой легковушке XXI века. Шум и скрипы в салоне это ещё полбеды, самое большое раздражение доставляло дёрганье и тряска автомобиля. Вести серьёзную беседу в таких условиях было, конечно, тяжело, но когда ещё удастся оказаться в, можно сказать, камерных условиях с таким человеком, как Гучков. Несомненно, он много знал, многое умел и имел обширнейшие связи во всех слоях российского общества. Очень ценный человек для наших с Кацем целей. Вот я и пытался всю дорогу до Петербурга зондировать его политические убеждения и склонить этого умного человека к поддержке начинаний великого князя. Склонял не прямо, а исподволь. Политические взгляды Гучкова в общем-то мне импонировали – он не был ярым монархистом, но весьма переживал за бардак, который накатывался на Россию. По складывающемуся у меня мнению, Гучков являлся нашим естественным союзником и был готов к нетрадиционным методам действий, чтобы хоть как-то снять напряжение, накатившее на российское общество. По крайней мере, весьма адекватно воспринял мысль переключения интереса части еврейства на идею создания государства Израиль. После высказанной мной мысли, что если еврейская община почувствует со стороны высшего руководства

империи поддержку своему извечному стремлению на создание в Палестине иудейского государства, то сторонников у власти прибавится. А может быть даже и денег. А это значит, что социалисты и прочие оппозиционеры ослабнут. Ведь не секрет, что больше половины руководства тех же социал-демократов это евреи. Гучков с этим согласился, но высказал сомнение, что в настоящий момент идея создания государства Израиль осуществима. В Палестине Османская империя, а она входит в коалицию с Германией и Австро-Венгрией. Он заявил:

– В таких условиях, когда Проливы закрыты, невозможно отправлять транспорты с переселенцами в Палестину.

На это я ответил:

– Сейчас нельзя, так после войны можно. Этот проект длительный и серьёзный. Если еврейская община почувствует, что империя взялась за это дело основательно, то всемерно будет оказывать помощь в самой войне, чтобы победа России свершилась быстрее. Таким образом, идеей основания государства Израиль мы убиваем двух зайцев – во-первых, вносим сумятицу в ряды противников империи, а во-вторых, добавляем сторонников порядка и того, чтобы Россия победила в этой войне.

В этой своей словесной обработке Гучкова я добился и практических целей. Он пообещал познакомить Джонсона с лидерами еврейской организации Бунд, которые сейчас находились в Петрограде – Абрамовичем и Кремером. А ещё мне удалось добиться приглашения Гучкова вместе с ним доехать до Думы и принять участие в разговоре с Родзянко и князем Львовым. То есть ненавязчиво внушить Гучкову мысль, что присутствие великого князя может помочь решению проблемы, которую они собирались обсуждать. А именно о положении дел на железнодорожном транспорте. По словам Гучкова, в западных губерниях на путях сообщения начался полный хаос. Видимо, этот вопрос его сильно волновал, и он начал пространно рассуждать о причинах такого безобразия. Это дало мне возможность немного подумать, проанализировать свои действия и прийти к выводу, что я молодец. Практически всё, что мы обговаривали с Кацем перед выездом, я выполнил. Первое и самое главное – внушил доверие этому непростому человеку. Он уже не сомневался, что я серьёзный человек, истинный патриот, не на словах, а на деле. И больше всего на этого практичного человека воздействовало то, что великий князь, о котором в обществе сложилось стойкое впечатление как о лоботрясе, думающем только о себе, а не о благе государства (и это показал его брак), оказался не таким. На самом деле он в тяжёлую годину прибыл в воюющую страну, успешно командовал одной из самых непростых дивизий и сейчас, несмотря на острые боли в желудке, не зациклился на себе и на лечении болезни, а старается помочь стране. Не жалея сил и собственного здоровья, продвигает принципиально новое вооружение. Если Гучков действительно так думает, то цель этой поездки на треть выполнена. Ещё бы такое же впечатление произвести на Родзянко и князя Львова, и можно сказать, задача выполнена. А идея всех этих встреч была проста – это подстраховка на тот случай, если все наши потуги по поднятию боеспособности армии окажутся бесполезными. Не будет громких побед, разложение общества продолжится, и Николай II всё-таки отречётся, и значит, сценарий истории может быть такой же, как в нашей реальности. Но оказаться в Перми категорически не хотелось. Чтобы не допустить этого, оставалась единственная возможность коррекции истории – это принять на себя сан государя Российского. А без поддержки Думы это вряд ли пройдёт гладко. Общество настолько поляризованно, что многие даже в элите относятся к самодержавию как к беде России, не представляя себе, что начнётся, когда царя не будет. Так что поддержка Думы в деле передачи власти от Николая к Михаилу была необходима, чтобы не начался очередной русский бунт. По историческим данным, Михаил Александрович это понимал. Из документов следует, что тот после длительных переговоров с представителями Государственной думы объявил, что примет верховную власть только в том случае, если на то будет выражена воля всего народа (посредством Учредительного собрания). Вот и мы с Кацем это понимали и поэтому решили не упускать такого случая, как возможность встретиться с самыми влиятельными депутатами. Родзянко был председателем Думы, до него председателем Третьей Государственной думы был Гучков. Но, несмотря на потерю председательского поста, Александр Иванович оставался одним из самых влиятельных депутатов. Князь Львов тоже был весьма влиятелен. Он, можно сказать, был стержнем февральских событий 1917 года. Не зря стал первым премьер-министром Временного правительства. Узнав, что у этих людей будет встреча, мы с Кацем решили попытаться стать четвертой стороной совещания. Кроме основной задачи, была и вспомогательная – внедрить Каца в думскую тусовку. Именно мой друг взял на себя политическую поддержку нашей миссии. Моя стезя – силовая и властная составляющая авантюрного плана по изменению исторического вектора развития России. Мои размышления были прерваны не тем, что Гучков закончил возмущаться безобразным функционированием железной дороги, а тем, что автомобиль остановился, мы приехали.

В Думе, в кабинете Родзянко я был встречен вполне доброжелательно. Даже намёка не было на неудовольствие тем, что встречу думских функционеров посетил великий князь. Наоборот, плотный импозантный мужчина с усиками, как я понял, сам Родзянко, при нашем появлении засуетился, вскочил со своего кресла, чтобы пожать мне руку, а затем отдал распоряжение присутствующему на встрече секретарю, чтобы тот срочно организовал самовар и какие-нибудь печенья к чаю. Пока не принесли самовар и столовые приборы, разговор вертелся о положении дел на фронте и о том, какие трудности были во время знаменитого Брусиловского прорыва. Об этом пришлось рассказывать мне, как непосредственному участнику тех событий. Нелёгкая это задача – рассказывать о том, что знаешь только по нескольким воспоминаниям, зафиксированным в долговременной памяти Михаила. Поэтому вскоре я перешёл к проекту создания катюши и напалма. Рассказывал не о том, что требуется для производства этого нового оружия, а о том, какой ошеломляющий эффект вызовет применение этих смертоносных новинок. Только с новейшим оружием, возможно проведение операции подобной Брусиловскому прорыву. Хорошо говорить с неспециалистами, они всему верят. Поверили в чудо-оружие и в этот раз, особенно после того, как мой секретарь засыпал их техническими терминами. Можно сказать, задачу с Кацем мы выполнили – дали понять Родзянко и Львову, что дом Романовых ещё не совсем выродился. Есть там Михаил Александрович, энергичный, патриотично настроенный человек, на которого можно делать ставку. Между тем Кац разошёлся, и вся эта ситуация начала мне напоминать сюжет из книги Ильфа и Петрова «Двенадцать стульев». Когда Остап Бендер пел соловьём в шахматном клубе. Нужно было прекращать эти залихватские соловьиные трели перед этими опытными и имеющими иммунитет от словесного поноса политическими деятелями. Поэтому я прервал Каца возгласом: