"Фантастика 2024-94". Компиляция. Книги 1-26
Шрифт:
Задержка возвращения в Петроград была вызвана не только деятельностью, связанной с контрразведкой, но и вопросом, продвижение в котором может принести большую пользу русской армии. Я давно хотел заняться развитием авиации, а тут чины в ставке решили продемонстрировать императору новейший и самый грузоподъёмный самолёт в мире – «Илью Муромца». Мысль руководства была понятна – переключить внимание императора на достижения в области разработки новых методов ведения войны. Снять тот прессинг, которому подвергся генералитет со стороны императора. А я всего-то пытался вычистить авгиевы конюшни, чтобы облегчить Шуваеву выпол нение намеченных нами планов. Развитие бомбарди ровочной авиации, по моему мнению, весьма сильно будет способствовать отражению возможного германского наступления. Конечно, я понимал, что таким гигантам, как «Илья Муромец», господства в воздухе не завоевать – слишком их мало, и они очень дороги в производстве. Но возможность посмотреть на этот легендарный самолет меня заинтересовала. А то, что презентовать самолёт будет сам Сикорский, меня просто обрадовало. Так что замысел генералов, можно сказать, удался. После показа возможностей «Ильи Муромца» я гораздо реже вызывал на ковёр генералов ставки, количество совещаний сократилось, а самое главное, император прекратил буйствовать – снимать некоторых опытных штабистов с должностей и переводить их служить в действующую армию. Вместо этого я начал проводить ежедневные совещания, связанные с развитием авиации. Я, конечно, знал мнения многих командующих фронтами и армиями, включая и Брусилова, который в разговоре со мной в Луцке негативно отозвался о чуде русского самолётостроения. Тогда он заявил: «Знаменитые „Ильи Муромцы”, на которые возлагалось столько надежд, не оправдали себя. Нужно полагать, что в будущем, значительно
Такие четырёхпудовые бомбы были уже разработаны в нашем исследовательском центре в Шушарах. Да, вот именно, пока я, можно сказать, прохлаждался под Ковелем, Кац проделал гигантскую работу и организовал на закупленном ещё мной большом участке земли научно-исследовательский центр. Там на охраняемом участке были построены не только продуктовые склады и административные здания, но и возведён целый жилой городок для достойного проживания работников научного центра. А на краю этого гигантского участка был оборудован полигон для испытания установок залпового огня и напалма. Рядом с жилым посёлком располагалось опытное производство, куда были набраны исключительно по рекомендациям – инженеры, талантливые химики и около пятидесяти человек рабочих специальностей. Одним словом, была создана своеобразная «шарашка». А что? Охрана присутствовала, посторонние на территорию не допускались, тематика работы по меркам этого времени была фантастической. От бериевской «шарашки» наша научная группа отличалась только тем, что жалованье было довольно большим, в лавке продуктов было изобилие и по ценам ниже, чем в Петрограде, и работникам не менее одного дня в неделю разрешалось покидать Шушары и навещать семью и родных, проживающих в городе. Даже больше того, до центра Петрограда людей довозили на автобусах. Невиданное в это время дело – автобусное сообщение, но для работников научного центра эта опция присутствовала. Закупка трёх автобусов в США и предполагала организацию сообщения с отдалённым от города секретным исследовательским центром. Вот только когда мы с Кацем задумывали создать такой центр, то предполагали, что он будет заниматься исключительно доводкой систем залпового огня и напалмом. А в реальности получилось, что этот разработчик ракетных снарядов для «Катюш» превратился в центр по адаптации вспомнившихся нам с Кацем технологий из двадцать первого века и внедрению их в двадцатый век. Для научного персонала появление необычных для этого времени идей объяснялось работой русской агентуры. Что истинные патриоты, внедренные в германские лаборатории, с риском для жизни передают на родину разработки немецких учёных. Установленный на объекте режим объяснялся требованиями обеспечения безопасности и секретности русской агентуры в Германии. Враги не должны были узнать, что в Петрограде существует структура, которая копирует достижения Германии.
При этом я, как правило, предлагал для внедрения электротехнические устройства, схемы которых вспомнил. Предварительно, конечно, узнавая, можно ли найти в этой реальности материалы для их изготовления. А Кац больше всего занимался фармакологией. При этом я оставался спокойным, если не удавалось изготовить работоспособный образец устройства, а мой друг психовал и доставал своими причитаниями, что его идею не удаётся осуществить. Например, съел весь мой мозг жалобами, что никак не получается изготовить эффективный антивирусный препарат. Боялся парень, что и в этой реальности Россия понесёт колоссальные жертвы от стоящей уже на пороге эпидемии испанки. Я успокаивал своего друга, говоря, что если нам удастся избежать тех лишений и голода, которые испытала страна во время гражданской войны, то и эта разновидность гриппа не затронет нас так сильно. К тому же в ходе экспериментов удалось получить аспирин (салициловую кислоту), химически чистый, и в стабильной форме синтезировать. А значит, этим лекарственным препаратом можно обеспечить всю страну и ещё продавать за рубеж. Хотя первая партия этого лекарства появилась в 1899 го ду, но позволить себе лечиться этими таблетками могли немногие, тем более в России, воюющей с Германией. Ведь основным производителем аспирина так и оставалась Германия. И вот теперь, стараниями Каца, Россия может стать монополистом на рынках стран союзников в продаже этого важного лекарства. А это большие деньги и влияние. Влияние в том смысле, что из союзников можно было больше выдоить требуемых в настоящее время продуктов и других жизненно необходимых товаров.
Вопросами авиации инженеры научного центра тоже занимались. Конечно, не проектировали самолёты, ведь таких идей у нас с Кацем не возникало, а значит, и русская агентура не могла раздобыть такую информацию в Германии. Но вот проект отсека для размещения авиабомб был разработан. А основные усилия инженеров центра, если брать авиационную тематику, были направлены далеко не на самолёты и усиление их огневой мощи, а, наоборот, на системы противоборства с авиацией противника. Например, была создана вполне конструктивно удачная пулемётная зенитная установка счетверённых «максимов». А вот автоматическая пушечная так и не получилась. Не хотела трёхдюймовка работать, как шведская автоматическая пушка тридцатых годов «Бофорс». Хотя я, казалось бы, и вспомнил её устройство и нарисовал схему подачи снарядов. Но, наверное, что-то не учёл – либо память подвела, или с таким калибром орудия невозможно было сделать автоматическую пушку. Ведь у «Бофорса» калибр был 40 мм, у подобной советской пушки времён ВОВ – 37 мм, ну а снаряды трёхдюймовки были в два раза крупнее.
Так что новый император, когда проводил совещания с авиаторами, не выглядел дилетантом, а, наоборот, смог удивить своими познаниями профессионалов лётного дела. А в совещаниях со стороны авиаторов, как правило, принимали участие не только создатели «Ильи Муромца», но и командир эскадры воздушных кораблей «Илья Муромец» при штабе Верховного главнокомандующего полковник Шидловский. Вот с ним после отъезда конструкторов авиационного отдела Русско-Балтийского вагонного завода, создавшего самолёт, я начал общаться очень плотно. А именно разрабатывал, консультируясь с полковником, тактику действий бомбардировщиков «Илья Муромец» в случае прорыва нашего фронта германцами. После обсуждения предполагаемых действий стало ясно, что одна эскадра с наличествующими самолётами с задачей не справится, если удары противника будут осуществляться в зонах ответственности разных армий. Слишком мало самолетов. Даже если будут созданы аэродромы подскока невдалеке от мест возможного наступления противника, то самолётов всё равно слишком мало, чтобы перекрыть опасные места прорыва двух фронтов. Заколдованный круг получался. Русско-Балтийский вагонный завод, который и производил «Илью Муромца», мог поставить к лету 1917 года только семь самолётов, а по нашим подсчётам, к имеющимся в наличии шестидесяти бомбардировщикам требовалось добавить штук сто, не меньше. Наши, в общем-то, бесполезные разговоры в конечном итоге вылились в приказ – сформировать Северную эскадру бомбардировщиков. В зоне её ответственности был Северный фронт, базовый аэродром располагался в десяти верстах от Пскова, командир – полковник Аверин. Самому Шидловскому я присвоил очередное звание – генерал-майор, и назначил командовать всей бомбардировочной авиацией России. По существу, он и сейчас этим занимался. А идеей этого приказа было формирование из имеющихся тяжёлых бомбардировщиков двух тактических групп, отвечающих за нанесение ударов с воздуха по прорвавшимся германским частям на Северном и Центральном фронтах. Именно они вызывали у меня самые большие опасения. В ходе разговором с Шидловским мне хоть стало понятным, что таким количеством самолётов наступающих германцев не остановить и всё-таки нужно любым способом остановить разложение армии. Чтобы солдаты не разбежались, не желая воевать, тем более, когда увидят наползающих на них, громыхающих и извергающих из себя огонь, железных монстров. Наверняка Германия применит на Восточном фронте танки, которые её военная промышленность уже начала производить. Конечно, я надеялся, что, применяя «Катюши», удастся остановить немцев, но без пехотной поддержки и
Вот какими мыслями была забита моя голова, когда я возвращался в Петроград. Мысли были тёмными, и мне казалось, что я бездарно потратил время, пытаясь хотя бы в ставке навести порядок. Внешне, казалось бы, там был порядок. Офицеры и солдаты были одеты опрятно и по уставу, козыряли старшему по званию, но даже среди старших офицеров чувствовался какой-то надлом. Ожидание приближающего потрясения. Вот именно это состояние души я пытался сломать, когда устроил эпопею с поисками шпионов в ставке. Разогнал всех близко общавшихся с генералом Кондзеровским. Многие начальники управлений лишились своих должностей и были направлены в действующую армию. Но даже эти меры, по моему мнению, не смогли освежить атмосферу затхлости, которая окутала ставку. Не было свежих и оригинальных идей и предложений. Привыкли генералы воевать по старинке – когда пуля дура, а штык молодец. По старинке они думали и об отношении к войне нижних чинов. Сейчас для меня было понятно, почему под командованием таких генералов русская армия начинает разваливаться. И все мои усилия по изменению отношения генералов к этой войне вязли в болоте привычек, традиций и круговой поруки. И в конце концов все мои инициативы выхолащивались и превращались в привычные для генералов дела по выполнению воли императора. Но, как говорится, в семье не без урода, вот и в этой генеральской среде встречались энергичные люди, которые хотели изменений. Вот они и стали тем средством, которым я пытался осушить генеральское болото. Сейчас сидя в царском поезде, на всех парах несущемся обратно в столицу, я понимал, что ничего у меня не вышло. Слишком мало времени я занимался ставкой, но больше сидеть в Могилёве было невозможно. Была уже середина января 1917 года, а в нашей с Кацем реальности в конце февраля грянула первая русская революция. В этой реальности признаков надвигающегося коллапса не чувствовалось. Даже забастовок и демонстраций не наблюдалось. Все страсти кипели в Думе. Князь Львов на себе испытал, что значит быть премьер-министром. Именно его я назначил на эту должность, чему он первоначально был рад, а сейчас, наверное, плюётся и мечтает, как бы вернуть всё назад. Когда он сам обличал творящийся в стране бардак и вороватое правительство. А сейчас его бывшие коллеги и товарищи вытаскивают его грязное бельё и страстно обличают нового премьер-министра во всех смертных грехах. И как мне сообщал Кац в своих ежедневных зашифрованных телеграммах, главную скрипку в этом оркестре горлопанов начал играть Керенский. Этот человек у нас с Кацем был на заметке, мы даже обсуждали свои действия по отношению к этой личности, засветившейся и в нашей реальности. Была даже мысль обнулить его, как великого князя Николая Николаевича, Но немного подумав, пришли к выводу, что так делать ни в коем случае нельзя. Не стоит чинить ему и особых препятствий, платя журналистам и газетам за материалы, направленные против Керенского. Нельзя убирать маркер, показывающий общественные настроения и готовность народа начать большую бучу. Так вот Керенский в последнее время оживился, что автоматически влекло отвинчивание краника финансовой и продуктовой интервенции в самые проблемные места российского общества. А это, несомненно, были самые крупные города империи. Я, занимаясь армейскими делами, о многих вещах, происходящих внутри гражданского общества, не знал. Конечно, регулярно получал аналитические записки о положении в Петрограде от генерала Попова и представлял, какие процессы бурлили в столице. Кроме информации, поступающей от Каца и генерала Попова, я доверял ещё докладам ротмистра Тиборга, который ежедневно докладывал мне о реальном положении в стране и в армии. Не те слащавые, верноподданнические и обязательно оптимистические доклады, представляемые генералом по особым поручениям, а реальные сведения и даже негативные высказывания людей об императоре. О том, что ругают и матерят правительство и командование армией, мне было известно из многих источников. Но о том, что в этот нелицеприятный список начали добавлять и Михаила, докладывал только Тиборг, у которого были довольно обширные связи в университетской среде. Многие его родственники или учились, либо преподавали в Московском, Казанском и Петроградском университетах. А информации Тиборга я верил – проверенный человек, именно он информировал меня о настроениях солдат в армии Сахарова, когда я сидел в Луцке. Ещё тогда я отметил дар тогда ещё прапорщика Тиборга к анализу и умению раздобыть информацию, порой даже с риском для своей жизни. Такой человек был нужен для нашего с Кацем дела, и я начал продвигать прапорщика. После приезда в Петроград определил его в службу генерала Попова. Но в аналитическом отделе Николая Павловича он прослужил недолго. Командиром мехгруппы он формально оставался, но я взял ротмистра Тиборга с собой в Могилёв, посчитав, что ничего страшного не произойдёт, если капитан Пригожин ещё пару недель побудет врио. И пока я вёл бесконечные разговоры с генералами ставки, Тиборг, перерывая горы газет, общаясь с простыми горожанами и солдатами, а также получая информацию от родственников, ежедневно мне делал доклад – о настроениях в университетской среде, о чём пишут газеты, включая и запрещённые (типа «Искры»), а также какие разговоры ходят среди горожан и солдат.
Я так себя накрутил в поезде, что внушил себе, что столица уже оккупирована противниками самодержавия и существующей власти. И враги только ждут приезда Михаила, чтобы сделать с ним то же самое, что и с Николаем Вторым в моей бывшей реальности. Поэтому приказал остановить поезд, не доезжая Николаевского вокзала, куда мы должны были прибыть, выгрузить с платформ бронеавтомобили и уже на своём обычном для фронтовых условий месте (в кабине «Форда» под защитой брони) отправился дальше. Чудное было зрелище, когда офицеры в парадной форме с аксельбантами и болтающимися шашками забирались в какую-то непонятную железную конструкцию. Которая вся была в дорожной пыли с проглядывающими сквозь этот серый налёт пятнами ржавчины. А всё почему? Виновата во всём моя психика. Неуверенность и внутренние метания обычного человека, внезапно ставшего очень важным и влиятельным господином. Моё решение было спонтанным и неожиданным для людей, приготовившихся через несколько минут сойти с перрона центрального вокзала шикарного города. Где предстоит встреча императора с железнодорожным начальством, и наверняка на этом мероприятии будут присутствовать красивые барышни. И вот вместо того, чтобы ходить этакими ветеранами и франтами перед расфуфыренными мамзелями, бойцы спецгруппы и офицеры, которых я брал с собой в Могилёв, были вынуждены занимать места в грязном и неуютном броневом отсеке (по существу в кузове грузовика). И после этого я, верный своим дурным мыслям, приказал рулить не в уютный царский дворец в Гатчине, а в неуютную резиденцию КНП в Смольном. И, как обычно бывало, им придётся дожидаться Михаила в актовом зале, где даже чаю нормально не выпить. А уж о загаженных туалетах Смольного среди бойцов спецгруппы ходило множество баек.
В кабинете председателя КНП Джонсона я появился, как обычно, неожиданно – не сообщил я Кацу о своём приезде. Мой друг, как обычный чиновник, сидел за письменным столом, а не спал на диване. В этот раз я появился не глубокой ночью, а хоть и вечером, но не таким уж и поздним. Но, несмотря на то что Кац бодрствовал, мне всё равно удалось его ошеломить. И не только своим внезапным появлением, но и вопросом, который я задал, когда с шумом ворвался в кабинет любителя тишины. А вопрос был тот, который весьма сильно меня беспокоил всю дорогу из Могилёва, может быть поэтому я, даже не пожав руку Каца, воскликнул:
– Кац, мать твою! Что твои службы не чешутся? Недовольство властью в народе растёт, а ты в своих бумагах закопался и не чувствуешь, что улица начинает кипеть. Взрыва хочешь, как в нашей реальности? Мы же с тобой решили, что если Керенский в Думе станет толкать агрессивные речи, то начинает работать наш план продуктовой интервенции. Продуктовые склады переходят на чрезвычайное положение и формируют дополнительные продуктовые эшелоны в Москву, Нижний Новгород и далее по списку.
Кац от неожиданности моего появления выронил перьевую ручку, которой писал. Естественно, поставил кляксу на свою писульку. От досады матюгнулся, а затем, взглянув на меня, осознал реальность и уже вполне осмысленно произнёс:
– Ты что орёшь, Михась? Привык, понимаешь, в ставке горло драть, не разобравшись в происходящем. Так могу тебе доложить, что ничего страшного не происходит. Продукты отгружаются с наших складов по графику. Конечно, не все так радужно и имеются негативные явления, но мы пытаемся с этим бороться. Прежде всего меня беспокоят не горлопанящие по кабакам деклассированные элементы, а ускоряющаяся инфляция. Конечно, отмена сухого закона помогает её сдерживать, но всё увеличивающиеся траты государства не позволяют от неё избавиться. Я, конечно, понимаю, что сокращение численности армии, которое сейчас ведётся, дорогое удовольствие, ведь приходится демобилизованным солдатам выплачивать денежную компенсацию, но затраты нужно как-то сокращать. Бюджет не резиновый, и на все хотелки его не растянешь.