"Фантастика 2025-41". Компиляция. Книги 1-43
Шрифт:
— Печать адвоката Филинова?
— Законом не запрещена печать, в империи иногда встречается для тех, у кого одиночный кабинет. Как у меня. Китайцы сделали мне печать в благодарность за то, что отбиваю их от полиции.
— Слыхала об этом. — Она бегло читала документ, несколько раз возвращалась и перечитывала. — Интересно получается… Однако, это всего лишь мнение.
— Официальное юридическое заключение адвоката, который считает, что так как передаточный акт подписан, Вы праве уже приступить к разработкам на бывшей земле Стрижова. Буквально с завтрашнего дня.
— У тебя
— Решение суда, это тоже… всего лишь мнение, правда, человека, которому мантию вручил закон, а если точнее, то власть и Кротовский. Письменное мнение, в обоих случаях. И дело не совсем в этом документе, а дело в Вас. Вот Вы не специалист в законах, так?
— Допустим, — Кукушкина с непроницаемым лицом придвинула заключение к себе.
— Вы обратились к тому, кто в законах разбирается и даже имеет об этом лицензию адвоката. И он дал за своей подписью заключение о том, что право владения к Вам перешло, со ссылкой на статьи и разъяснения судебных инстанций. И что Вы вправе пахать, сеять, если бы на Изнанке пахали и сеяли, вправе строить, ну и искать макры, конечно же, тоже. И этот документ снимает с Вас любую ответственность, кто бы не стал возражать против разработки. Ваш ответ — не знаю, не понимаю, не разбираюсь. Вот заключение, вот мнение адвоката по делу покойного Стрижова, что «могу и имею право». Не согласны, идите доказывайте ему или в суд. Эта бумага перекладывает ответственность на меня. А Вы в любом случае действуете законно и добросовестно. Это очень важно, действовать законно.
— Я подумаю. Что ты хочешь за заключение? — осторожно подбирая слова, спросила Кукушкина.
— Полина Этьеновна, мы с Вами практически семья…
— Кстати об этом, обидишь девку, я тебе тестикулы откручу, понял?
— Конечно. За заключение мне достаточно Вашей дружбы и обещания, что Вы дадите отработать и вторую половину долга, как только появится подходящее сложное дело.
— Если справишься с этим, — мягко ответила хозяйка заведения. — Почему спрашивал про Зураба?
— У него судимость имперская или наша? Давнишняя?
— Моздок и Калужская область. Драка и участие в разбое. Давно уже, больше двадцати лет. Это не твоего ума дела, но я там кое-кто подправила, так что его судимость невозможно найти, для имперских властей он чист. И что ты к нему пристал? Ну, вот зачем тебе Зураб?
— Платон и Зураб. Затем, что они верные Вам люди, адекватные и головой пользуются по назначению. Прошу разрешения их задействовать в нашей истории. Они те двое, которые видели смерть Стрижова. И в это любой поверит, что Вы их и именно их послали с важными документами и без охраны, потому что Зураб сам себе охрана. Именно так. И что старый опытный джигит спас бы своего коллегу, трезво оценив ситуацию.
— Зураб никогда не скажет, что сбежал от драки. Он смелый.
— В той ситуации он бы погиб вместе с документами и подвёл бы Вас. Он бы полез в драку, в которую его не зовут, вопреки верности Вам?
— Ну… Если с такой точки зрения… он бы меня никогда не подвёл.
— Вот и договорились.
— Я не дала
— Полина Этьеновна, мне уже срочно пора бежать! Завтра в семь вечера у Вас, хорошо? И я рассчитываю на Ваших людей.
— Ладно, иди уже. Кровопийца. — Кукушкина с лицом, довольным как у кота, объевшегося сметаной, принялась перечитывать заключение.
Обыски, обыски, допросы некоторых китайцев. Там было скучно до безобразия, китайцы на все вопросы, включая вопрос о своём имени и фамилии, отвечали с блаженной улыбкой на устах, что «не понимать, плохо говорить по-русски».
Если обыски проводились в китайском квартале, то на допрос «таскали» в полицейское управление в центре. Следователь устало задавал свои тридцать-сорок вопросов, касающихся дела Хомякова, свидетель-китаец меланхолично повторял один и тот же ответ.
Следователь его скрупулёзно записывал и переходил к следующему. В графе подпись ставился иероглиф, и мы с Игорем везли свидетеля обратно. Следователи позволяли члену триа… то есть «народной дружины» присутствовать на процедурах в роли моего помощника, для чего у него даже был портфель из грубой кожи.
Все понимали, что это попахивает идиотизмом и со стороны это выглядело, как игра «кто кого переупрямит». Я бы товарищей китайцев на прочность не стал проверять, они стену построили от степняков, а это не хрен собачий, это чистое упорство, воплощённое в миллионы тонн камня.
Через два дня один из следователей по фамилии Крыжовников, торжественно притащил на допрос какую-то всклокоченную тётку и радостно предъявил нам в качестве переводчика и знатока китайского «из института».
Мы сделали вид что ничего не происходит, потому что понимали, очередной китаец не отвечает не ввиду незнания языка, а потому что не хочет и наличие переводчика ничего не принципиально поменяет, он просто будет отвечать «не знаю, не помню, впервые про такого слышу, затрудняюсь» и прочие ёмкие, наполненные вселенским смыслом «ответы».
Глупо было бы предполагать, что найдётся китаец, который сознается, что его крышевал Хомяков и он лично передавал ему мешок денег. Во-первых, для коррупционных схем были «триады», никто лично в руки ничего никому не давал. Во-вторых, дураков, чтобы добровольно «присесть» рядом с бывшим главой фискальной службы, среди китайцев не было точно.
Следователь размял кисти, радостно посмотрел на меня и начал:
— Фамилия, имя, отчество, место рождения, дата рождения.
Тётка принялась сбивчиво переводить, сопровождая свои слова жестами, хотя я что-то не понимаю, как жесты помогут компенсировать пробелы в языке?
В гробовой тишине, китаец невозмутимо спросил что-то, она ответила, он переспросил то же самое, потом третий раз. Тётка растерянно похлопала глазами:
— Что ж Вы не сказали, что у Вас неправильный китаец!? Он говорит на Чэн-Ю… кажется. А я изучала Чэн-Дэ и чуть-чуть Пекинского диалекта. Почему Вы сразу не сказали, что он не из Пекина?
— Что Вы такое несёте, дамочка? — Хлопнул по столу внезапно потерявший задор следователь. — Какие-то свои непонятные хуа-психуа? Я не понимаю!