"Фантастика 2025-46". Компиляция. Книги 1-24
Шрифт:
— Да не смотри ты так. Соберись. Помедитируй, мысленно вздрочни, не знаю. Успокойся. Небольшой страх это нормально, их все боятся, по понятным причинам. Но ссать кипятком в штаны не надо. Вцепится сразу же.
Я пытаюсь переварить услышанное, чтобы определить степень угрозы. Но в голове тревожно звенит набат. И, конечно же, не вовремя просыпается сила, поднимаясь на защиту.
— Ты меня понял? — Яр меня встряхивает за плечи.
— Понял. Не ссать кипятком, — встряска помогает сбросить оцепенение и угомонить силу.
У меня включается режим боевого
«Время вышло. Быстро сюда!» — басисто орёт в голове дедом.
Яр так вздрагивает, что понятно — не у меня одного в мозгах дед бесится. Мы срываемся с места, болезненно столкнувшись плечами.
В той самой гостиной, которая теперь вряд ли покажется мне приятной, слишком много улыбаются. В свете всего услышанного мне кажется зловещим буквально всё. И их улыбки, и безопасник особенно.
Если бы не слова брата, то мужик вроде с виду нормальный. Однозначно военный — такую прямую, как кол, выправку ни с чем не перепутаешь. Лет сорок, может полтинник, морщины засели только на лбу. Гладко выбритый, но немного взъерошенный.
Он размашисто шагает ко мне, протягивая руку. Открытая улыбка — из тех, от которых и глаза становятся тёплыми. Неширокая, но достаточная для приветствия. Только лицо чуть перекашивает и дёргается, как от паралича.
Я так усердно ищу в нём признаки главного злодея империи, что забываю о нагнанном страхе. Его рукопожатие уверенное, но не чрезмерно сильное. Мы официально представляемся друг другу.
— Очень рад познакомиться с вами, молодой человек, — и голос обычный, не высокий и не низкий, немного хриплый и тихий, как у людей, которым приходится много говорить.
Дед, как и отец, тоже оказавшийся тут, уходят, оставив нас наедине. Дед напоследок одаривает меня задумчивым печальным взглядом. Прощается он что ли? Рано вы сдаётесь, родственники.
— Постараюсь не сильно задерживать вас, — Панаевский усаживается в кресло.
Сажусь напротив и невольно тоже выпрямляюсь, глядя на его осанку. Мужчина проводит рукой по волосам, хлопает ладонью по подлокотнику. Щека его дёргается, перетягивая на себя внимание.
— Итак. Ритуал вашего посвящения чуть не закончился трагедией.
Он смотрит меня так, словно это был вопрос. Пожимаю плечами и утвердительно киваю.
— Вас это не беспокоит? — удивление на его лицо вполне натуральное.
— Я остался жив и здоров. И чувствую себя отлично, — насчёт последнего я уже не так уверен.
— Похвальный оптимизм. Слабость, тошнота, кошмары?
— Нееет, — наступает моя очередь удивляться, наш разговор похож на стандартный опрос врача.
Панаевский рассеянно смотрит по сторонам, чуть кивая. Плечи его расслабленно опускаются, рука опять лохматит причёску. И тут всё резко меняется.
Я только и успеваю раз моргнуть, как мужчина распрямляется. Взгляд его обращается ко мне. И теперь эти остекленевшие
Тело его окутывает сияние. Если тьма, а именно она окружает его, вообще может сиять. У ног мужчины из этого чёрного тумана появляется гепард. Крупные пятна на шкуре зверюги различить можно с трудом, они почти сливаются с буро-серой шкурой. Спину огромной кошки рассекают длинные полосы.
Я часто моргаю, удерживая взгляд на глазах Панаевского. Дыхание сбивается, внутри поднимается сила и приходится сдерживать и её. Спокойно, никто на нас не нападает.
Несмотря на то, что ни гепард, ни его хозяин не шевелятся, чувство опасности нарастает. Вся комната постепенно погружается в мутный туман. Меня продавливают силой.
И я понятия не имею, что с этим делать. Мысленно обращаюсь к богам, божествам, духам, предкам и всему прочему бестиарию.
В носу нестерпимо щекочет, словно дымка вокруг это пылевая завеса. И я чихаю. Громко и от души, аж звенят хрустальные стаканы на столике между нами.
Это становится совершенно неожиданным не только для меня, но и для Панаевского. Давление отступает, свечение остается только вокруг его тела, зверюга исчезает. Безопасник прищуривается на меня, глаза его наконец оживают:
— Будьте здоровы.
— С-с-спасибо, — мне даже становится немного стыдно, такой момент испортил. — Извините, пыльно тут.
Панаевский демонстративно осматривает комнату. Н-да, чтобы найти тут хоть одну пылинку, надо сильно постараться. В идеально чистой гостиной даже случайно забредший паучок самовыпылился бы.
У меня, видимо, аллергия на не очень дружелюбно настроенных ко мне людей. Я и раньше на таких чихал, но не так буквально же.
Но отвлекаю я безопасника ненадолго. Свечение сгущается, темнеет. Тьма бурлит и выплевывает щупальце, которое резко устремляется ко мне. И сразу второе и третье.
Пахнет жареным во всех смыслах и моя сила окутывает меня коконом. По-прежнему дырявым. Времени латать нет и только надеюсь, что это хоть как-то сможет защитить.
И когда этот недоделанный осьминог касается меня, то я глохну. Визг стоит такой, что кажется лопнут стекла в окнах. Щупальца мельтешат перед глазами, в ушах долбит ультразвуком. Меня просто впечатывает в кресло, не пошевелить и пальцем.
Моё сияние мерцает, кипит, плюясь каплями, разваливается хлопьями. Оглушительная тишина наступает так резко, что выбивает стон. Вашу. Мать…
— Вы в порядке, Игорь? — слышу я равнодушный голос откуда-то издалека.
Сука! Ты же сейчас чуть не прибил меня, хтонь.
— Конечно, — мне кажется я говорю слишком тихо, но оказывается, что почти ору. — Устал немного, долгий день был.
От злости сводит скулы, слух окончательно возвращается ко мне. Я всё ещё не могу пошевелиться, но хоть смотреть могу открыто. Я. Тебя. Убью.
Вижу, читает это в моих глазах.
— Надеюсь, молодой человек, вы будете столь же убедительны и перед Сед-кесу, отрицая слова лжи, — вкрадчиво произносит он.