"Фантастика 2025-47". Компиляция. Книги 1-32
Шрифт:
— Снова демагогия, Садао-тайсё, — сообщил ему Мадзаки. — От перечисления наших проблем, которые и так все отлично знают, они не решатся сам собой. Надо искать решения.
— Именно этим мы тут и занимаемся, Мадзаки-тайсё, — не преминул ответить Араки. — Только я не понимаю, как искать эти решения, ибо мы подобны слепцам в темноте.
— В этом и кроется ответ, — раздался спокойный и тихий голос, к которому, впрочем, прислушались все, ибо говорил знакомый мне древний монах, повергший в своё время Юримару в тонком мире. — Слепцу нечего боятся темноты, он живёт с ней, он знает её. Примите тьму и слепоту, тогда вы сделаете первый
— И как нам это понимать? — обратился сразу ко всем Араки. Спрашивать разъяснения у самого старика или его сопровождающего было бесполезно. Такие люди, как наш древний монах, способны говорить, наверное, только загадками.
— Знаете, как мы поступали в таких случаях, — сказал я, — во время подавления Тамбовского мятежа, в двадцать первом. Я имею ввиду тысяча девятьсот двадцать первый, — добавил я, чтобы не возникло путаницы в летоисчислении.
— Ты и там успел отметиться? — удивилась Марина, на мгновение позабыв о высоком собрании генералов и чиновников.
— Почти сразу после Кронштадского мятежа, — больше для всех, чем лично Марине, начал рассказ я, — Тухачевского-гэнсуй отправили командовать войсками против мятежников Тамбовской губернии. Гэнсуй хотел снова доказать преимущество новейшей техники, а именно БМА. Поэтому потащил и наш отряд за собой. Ведь, по сути, мы были единственными более-менее опытными пилотами БМА во всей Советской России.
Те дни я запомнил слишком хорошо. Даже чересчур хорошо для человека, который, как говорится, не просыхал все несколько месяцев кряду. Пилотам БМА, не смотря на суровую дисциплину, которую начали насаждать в Красной Армии после Польской войны, прощали всё. Наверное, как и артиллеристам. Ибо и нам, и им приходилось видеть настолько кошмарные вещи, что кровь стыла в жилах. И это ничуть не преувеличение. Гаубицы зашвыривали леса, деревни и хутора химическими снарядами. А потом приходили мы.
Во взводах были преимущественно БМА «Пламя Революции» и «Могильщики капитала» — это странное название получила огнемётная модификация немецких БМА «Кампфпанцер». Но это было ещё не так страшно, ведь в лагерях восставших крестьян, их деревнях и на хуторах, ещё затянутых противным дымком от газовых снарядов, мы находили только трупы. А если попадались живые, то он имели такой кошмарный вид, что сжечь их струёй пламени было простым милосердием.
Хуже было, когда приходили в деревни, которые не «обрабатывала» наша артиллерия. И таких было всё больше с каждым днём.
Война — это более-менее упорядоченный бардак. И чем дольше она длится, тем больше бардака — и меньше порядка. Но самым вопиющим был случай с безымянной деревенькой. Почти в самом конце той кампании против озверевших повстанцев.
— Как хоть зовётся эта дыра, товарищи средний комсостав? — поинтересовался Макаров.
— Сто раз она мне сдалась, товарищ Макаров, — ответил Костиков.
Воевали мы прежней тройкой, той же, что штурмовала не так давно мятежный Кронштадт. Правда, Макаров и я сменили БМА. Я теперь сражался на новеньком «Могильщике капитала», бывшем немецком «Кампфпанцере», со спаренными пулемётами на руках; а получивший новое звание помкомроты Макаров пересел на новую модификацию «Кавалера». Откуда КБ получил эти модели для обкатки, я слабо себе представлял, если честно. Да и думать сейчас об этом не стоило. И лишь
— Верно, — поддержал я Костикова, — тем более, что скоро от неё ничего не останется. За что, кстати, мы её палим, товарищ помкомбат? — обратился я к нему.
— Чоновцев местные вырезали, — ответил тот. — Зашёл отряд в четверть сотни штыков в эту дыру, а поутру никто не вышел. Значит, товарищи краскомы, не должно остаться этой дыры. Товарищ Руднев, колокольня!
Я поднял правую руку меха, навёл спаренные пулемёты на колокольню. Даже не знал, есть ли там кто, и поднимет ли он тревогу при нашем появлении. Я просто нажал на гашетку. Спаренные пулемёты выплюнули длинную очередь, почти на четверть ленты. Мы находились далековато, и более короткой у меня было мало шансов уничтожить засевшего на колокольне врага. Верх колокольни окутался серо-коричневым облаком. Пули ударили в колокол — тот зазвенел как-то протяжно и тоскливо, как будто пропевая последнюю песню обречённой деревеньке. Завершилась последняя песня его протяжным громом, когда он упал на землю вместе с перебитыми балками и телом часового.
А следом раздался знакомый до боли зубовной свист. На деревню и её окрестности падали снаряды.
— Назад! — закричал Костиков. — Назад! Надеть маски!
В специальном креплении у каждого из нас в кабине БМА находился противогаз. Ведь мы часто входили в деревни, над которыми ещё не рассеялись облака ядовитого дыма, а герметичными наши БМА, конечно же, не были. В отличие от созданных на основе водолазных скафандров американских «Биг папасов». А уж попадать под обстрел химическими снарядами было и вовсе смерти подобно.
Я рванул рычаги меха, перекидывая передачи на задний ход, и начал быстро, как на учениях, вытаскивать из сумки противогаз. Начни я суетиться и рвать его судорожными движениями, задохнулся бы в кабине в считанные мгновения. Сбросив шлемофон, надел противогаз, сверху не без труда натянул шлемофон обратно, застегнул под горлом. Всё в норме.
Снаряды впереди нас падали, в основном, химические, лишь изредка гремели взрывы, разворачивающие землю или подбрасывающие к небу брёвна. Тяжёлые газы стелились по-над землёй, их щупальца потянулись к нам. И мы повели БМА от них. Несмотря на противогазы, попадать под снаряды не хотелось никому.
Артобстрел был коротким, но удивительно интенсивным. Похоже, в штабе что-то напутали и позабыли о том, что отправляли ещё и наш отряд на зачистку территории. Фронтовая артиллерия закидала деревеньку снарядами, буквально, сровняв с землёй.
Мы вошли в неё только спустя четверть часа после окончания артобстрела. Над землёй ещё клубился тошнотворный дымок. Мы были почти слепы, через стёкла противогазов и визиры БМА да ещё в жёлто-зелёной дымке почти не видели. Шагали, то и дело натыкаясь на остатки домов и просто кучи брёвен.
Нужды в наших с Макаровым БМА особенной не было. Не по кому было стрелять в этой деревне. Никто даже не шевелился в руинах. А вот для Костикова работы хоть отбавляй. Его БМА раз за разом выплёвывал длинные струи пламени, заливая им всю округу. Дерево разбитых изб и успевшие раздуться от газов тела крестьян вспыхивали факелами. Вокруг нас запылали десятки костров, то сливающиеся в в один большой, то распадающиеся на меньшие.
Мы поспешили покинуть мёртвую деревню. По дороге мой БМА зацепил что-то ногой. Это был пробитый пулями и помятый колокол.