"Фантастика 2025-52". Компиляция. Книги 1-20

Романов Герман Иванович

Алексеев замолчал, стал прислушиваться к звукам канонады — теперь открыли стрельбу осадные пушки в 120 пудов, отправляя во врага двухпудовые снаряды. На японцев обстрел из таких орудий всегда производил ошеломляющее впечатление, и они или прекращали наступление, либо сразу откатывались. Так что было ясно, что сейчас происходит первое — ставился заградительный огонь, прорваться через который даже отчаянно храбрая неприятельская инфантерия никак не могла.

— Поражение недопустимо — в стране начнется революция. А для меня лично такой исход означает вечный позор — так что Андрей Августович, нам нужно побеждать. Я перебрал все бумаги покойного Куропаткина, и знаете, что меня больше всего удивило? Алексей Николаевич постоянно испрашивает подкрепления — вытребовал еще 8-й и 16-йкорпуса, в Казанском округе формируют из запасных 6-й Сибирский корпус. А еще по

железной дороге идут три стрелковые бригады, а он истребовал еще две — 3-ю и 4-ю. Но войск уже достаточно, наращивать группировку нельзя — пойдут перебои в снабжении, особенно зимой, когда Байкал еще не встанет. Но бывший министр требует беспрерывно, и зачем? Это ведь запасные, старшие возраста, абсолютно непригодные к полевой войне. У меня сразу возникло ощущение, что он все делает сознательно, но сейчас ознакомившись с его бумагами, я понял, что весь план войны грандиозная мистификация — Куропаткин и не думал воевать всерьез. Это план не победы в войне, а поражения. Думаю, с ним в сговоре адмирал Авелан — тот тоже всемерно ослаблял наши морские силы накануне войны, и это отнюдь не ошибка. Да и Рожественский к этому руку приложил — я ведь вел с ним переписку, а Зиновий Петрович всячески замедлял переход на Дальний Восток нужных нам кораблей.

Наместник замолчал, Эбергард даже задержал дыхание — в обрисованную картину он верил. Разговоры про «всесильных либералов» не зря ходили, всем было известно, что они имеют при дворе серьезную поддержку в лице вдовствующей императрицы и великих князей. А это означало только одно — если война закончится поражением, то начнется революция, если же победой, то будет организована смута. Тут молодому царю не позавидуешь — его обложили со всех сторон, и любая ошибка будет дорогого стоить…

Один из наглядных примеров японской пропаганды. Наглядная композиция — «и кто тут варвары»?

Глава 35

— Не знаю, как у них этот обряд называется, но «милым» его отнюдь не назовешь. Своих раненых солдат изрубить, чтобы они нам в плен не достались — это надо же такое удумать! Ладно, китайцы, это понять еще можно, но вот так с собственным госпиталем расправится?!

— Азиаты, Роман Исидорович, что с них взять. Они могут во фраки облачиться, но от варварства их никто избавит — они в нем живут, и дышат. Да и о сдачи в плен речи быть не может — тут надо отдать самураям должное. Мух то сколько, прямо кишат в воздухе, лучше не подходить близко, и так дышать нечем, одна сплошная вонь!

Стессель едва сдержал рвотный позыв, прижимая ко рту спрыснутый одеколоном носовой платок. Вроде ко всему привык во время военной службы, и на «художества» башибузуков на Балканах насмотрелся, и здесь в Маньчжурии видел зверства хунхузов, но чтобы такое зреть, в жизни еще не приходилось. Вся ложбина была заполнена телами солдат в окровавленных повязках — их беспомощных просто закололи штыками и сложили. Отдельно лежали офицеры, что сами лишили себя жизни — вспороли животы себе короткими кинжалами, и тут же им отрубили головы «помощники». Выполнили специальный ритуал, который много веков практикуют. А вот врачей, судя по всему, просто обезглавили, причем те пошли на смерть явно добровольно — ни у кого руки не связаны за спиной. А ведь здесь кругом сопки, покрытые лесами и кустарниками, в любую сторону уходи, и на русских нарвешься — никто убивать не станет, Стессель специально приказал брать пленных японцев, спасая им жизни.

И было отчего — китайцы и маньчжуры, служившие в русской армии, озверели — и было отчего. Все местное население оккупантами было вырезано подчистую. Наступающие стрелки часто натыкались на погребения, чуть присыпанные землей, а то и вообще просто ямы, куда были набросаны тела несчастных — мужчин, женщин, детей, стариков — причем ритуально обезглавленных. Это как раз те крестьяне, что не ушли с русскими солдатами в Порт-Артур в июне. Или не сбежали на перешеек либо в город после высадки войск в Талиенванском заливе. И все — живых китайцев и маньчжуров еще не встретили, ни старого, ни малого — японцы истребили всех поголовно, фанзы везде пустые стоят, превратившись своего рода склепы…

Наступление шло третий день, и довольно успешно — 4-я

дивизия Фока наступала от Дальнего и нангалинских позиций, 7-я дивизия Кондратенко атаковала неприятеля от порт-артурских укреплений, обойдя Волчьи Горы и выйдя к бухте Десяти Кораблей. Прошло всего три дня напряженных боев, и передовые части дивизий встретились у западных отрогов Зеленых Гор, что плавно опускаются к побережью Бохайского или Печелийского залива, по которому от Дальнего до Порь-Артура идет железная дорога. К счастью, пути японцы не разрушили, может быть потому, что сами ими пользовались, И это сыграло против них — наспех сооруженные бронепоезда показали себя в боях страшным для них противником. И все дело в том, что за полмесяца ожесточенных схваток в осадной армии генерала Ноги просто закончились боеприпасы — снаряды и патроны. Пушки на позициях под Порт-Артуром японцы установили, вот только боеприпасы к ним не подвезли, не успели — высадка десанта в Дальнем произошла на шесть суток раньше того дня, который должен был стать первым часом решительного штурма.

Опередили, это и сыграло определяющую роль!

Две недели дивизии генерала Ноги находились в оперативном окружении, не получая боеприпасов и продовольствия. Положение особенно ухудшилось, когда в течение суток войска отчаянно штурмовали нангалинские позиции и Дальний, рассчитывая на помощь Объединенного Флота. Однако дивизия Фока выстояла, а на море японцы потеряли «Асаму». И со следующего дня уже русские полностью блокировали побережье, и стали стягивать артиллерию, потихоньку выдавливая противника. Ожесточенные бои шли больше недели, японцы отчаянно сражались, но трудно воевать, когда на три выстрела у тебя только один, а потом диспропорция вырастает до десяти к одному. И позавчера наступил тот час, когда с диким криком «банзай» японцы перед рассветом пошли в атаку совершенно без стрельбы. Их встретили шрапнелью и пулеметным огнем — потери врага оказались ужасающими, и совершенно напрасными. И сегодня была еще одна такая атака — со штыками и мечами на бронепоезда и артиллерию, без малейшего шанса не то что победить, это теперь невозможно, но нанести хотя бы хоть какой-то урон «гэдзинам» — «чертям», а так японцы именовали русских…

— Ваше превосходительство, поберегись!

Кондратенко вздрогнул, обернулся, и сильно удивился — из кучи мертвецов выскочил один «труп», окровавленный, в изодранном обмундировании, но с мечом в руках, которым размахивал. Лицо японца было искажено ненавистью, он бросился на генерала, заорав привычный «банзай».

— Любят трупами притворяться, собаки, — урядник конвоя даже не удивился «воскрешению», только ухватился за рукоять шашки. Но грохнул выстрел, и стрелок тут же передернул затвор трехлинейки. Японец упал, и в его спину казак тут же воткнул пику, проверяя, жив или нет сраженный враг. Но тот уже не притворялся, действительно помер.

— И так каждый раз происходит, ваше превосходительство. Всегда кто-то пытается среди трупов спрятаться и лежит спокойно, даже кишками обмотанный. А там улучат момент, и на наших бросается, первый раз трех стрелков зарубил, ловкий дьявол. Но сейчас мы каждого штыками колем для проверки, покойник ли, или притворяется.

Командир роты нисколько не удивился «воскрешению», и теперь генерал понял, почему солдаты подходили к трупам крайне осторожно, наклонив к ним граненые штыки. Действительно, мало приятного, когда вот так на тебя набросятся, неожиданно, когда не ждешь.

— До конца сражаются, вроде и ранен, кровью истекает, а все норовит своим мечом или ножом кого-то из стрелков ткнуть. Тут ухо востро держать надобно, чуть оплошаешь, и зарежут. Поручик Андреев из седьмой роты так погиб — наклонился над «трупом», а ему мечом по животу и полоснули, все потроха и вывалились из распоротого живота. А надо было или из револьвера в голову, или ткнуть штыком в сердце для проверки. Но кто же знал, что они настолько люто воевать будут?

Офицер пожал плечами, сохраняя спокойствие, причем не напускное — вид куч неприятельских трупов у него не вызывал душевных терзаний. А вот стрелки ворошили их, переворачивали, и как заведенные тыкали тела штыками — тут осторожность соблюдать надобно, для полной уверенности, что ночью вот такой «герой» не доберется до тебя с остро наточенной сталью в руке. Война такая пошла, на истребление и без всякой жалости — сибиряки сильно разозлились, глядя на истерзанные тела китайцев. Приказ приказом, но если офицер не видел, то японца вполне могли и прикончить, если и не русский, то в каждой роте полтора десятка китайцев или маньчжуров — те без размышлений излишних японцев сразу убивали.