Фантастика и приключения. Том 1 (Сборник)
Шрифт:
Бывший ученик Шатрова, перешедший на астрономическое отделение, разрабатывал оригинальную теорию движения Солнечной системы в пространстве. Между профессором и Виктором (так звали бывшего ученика) установились прочные дружеские отношения. В самом начале войны Виктор ушел добровольцем на фронт, был отправлен в танковое училище, где проходил длительную подготовку. В это время он занимался и своей теорией. В начале 1943 года Шатров получил от Виктора письмо. Ученик сообщал, что ему удалось закончить свою работу. Тетрадь с подробным изложением теории Виктор обещал выслать Шатрову немедленно, как только перепишет
Шатров так и не получил обещанной тетради. Он предпринял энергичные розыски, не давшие результатов, и наконец решил, что танковую часть Виктора ввели в бой так стремительно, что ученик его попросту не успел послать ему свои вычисления. Уже после окончания войны Шатрову удалось встретиться с майором, начальником покойного Виктора. Майор участвовал в том самом бою, где был убит Виктор, и теперь лечился в Ленинграде, где работал и сам Шатров. Новый знакомый уверил профессора, что танк Виктора, сильно разбитый прямым попаданием, не горел и поэтому есть надежда разыскать бумаги покойного, если только они находились в танке. Танк, как думал майор, должен был и теперь стоять на месте сражения, так как оно было сильно заминировано. Профессор и майор совершили совместную поездку на место гибели Виктора. И сейчас перед Шатровым из-за строчек потрепанных нот вставали картины только что пережитого.
— Стойте, профессор! Дальше ни шагу! — закричал отставший майор.
Шатров послушно остановился.
Впереди, на залитом солнцем поле, неподвижно стояла высокая сочная трава. Капли росы искрились на листьях, на пушистых шапочках сладко пахнущих белых цветов, на конических лиловых соцветиях иван-чая. Насекомые, согревшиеся под утренним солнцем, деловито жужжали над высокой травой. Дальше лес, иссеченный снарядами три года назад, раскидывал тень своей зелени, прорванной неровными и частыми просветами, напоминавшими о медленно закрывающихся ранах войны. Поле было полно буйной растительной жизни. Но там, в гуще некошеной травы, скрывалась смерть, еще не уничтоженная, не побежденная временем и природой.
Быстро растущая трава скрыла израненную землю, взрытую снарядами, минами и бомбами, вспаханную гусеницами танков, усеянную осколками и политую кровью…
Шатров увидел разбитые танки. Полускрытые бурьяном, они мрачно горбились среди цветущего поля, с потоками красной ржавчины на развороченной броне, с приподнятыми или опущенными пушками. Направо, в маленькой впадине, чернели три машины, обгоревшие и неподвижные. Немецкие пушки смотрели прямо на Шатрова, будто мертвая злоба и теперь еще заставляла их яростно устремляться к белым и свежим березкам опушки.
Дальше, на небольшом холме, один танк вздыбился вверх, надвинувшись на опрокинутую набок машину. За зарослями иван-чая была видна лишь часть ее башни с грязно-белым крестом. Налево широкая пятнистая серо-рыжая масса «фердинанда» склоняла вниз длинный ствол орудия, утопавший концом в гуще травы.
Цветущее поле не пересекалось ни одной тропинкой, ни одного следа человека или зверя не было видно в плотной заросли бурьяна, ни звука не доносилось оттуда. Только встревоженная сойка резко трещала где-то вверху да издали доносился шум трактора.
Майор взобрался на поваленный ствол дерева и долго стоял
Шатрову невольно вспомнилась полная торжественной печали латинская надпись, обычно помещавшаяся в старину над входом в анатомический театр: «Hic locus est, ubi mors gaudet sucurrere vitam», в переводе означавшая: «Это место, где смерть ликует, помогая жизни».
К майору подошел маленького роста сержант, начальник группы саперов. Веселость его показалась Шатрову неуместной.
— Можно начинать, товарищ гвардии майор? — звонко спросил сержант. — Откуда поведем?
— Отсюда. — Майор ткнул палкой в куст боярышника. — Направление — точно на ту березку…
Сержант и приехавшие с ним четыре бойца приступили к разминированию.
— Где же тот танк… Виктора? — тихо спросил Шатров. — Я вижу только немецкие.
— Сюда посмотрите, — повел рукой майор налево, — вот вдоль этой группы осин. Видите — там маленькая березка на холме? Да? А правее нее — танк.
Шатров старательно присмотрелся. Небольшая береза, чудом уцелевшая на поле сражения, едва трепетала своими свежими нежными листочками. И среди бурьяна в двух метрах от нее выступала груда исковерканного металла, издалека казавшаяся лишь красным пятном с черными провалами.
— Видите? — спросил майор и на утвердительный жест профессора добавил: — А еще левее, туда, вперед, — там мой танк. Вот тот, горелый. В тот день я…
К ним подошел кончивший работу сержант:
— Готово! Тропочку проложили.
Профессор и майор направились к желанной цели. Танк показался Шатрову похожим на огромный исковерканный череп, зияющий черными дырами больших проломов. Броня, погнутая, закругленная и оплавленная, багровела кровоподтеками ржавчины.
Майор с помощью своего шофера взобрался на разбитую машину, долго рассматривал что-то внутри, засунув голову в открытый люк. Шатров вскарабкался следом и встал на расколотой лобовой броне против майора. Тот высвободил голову, сощурился на свету и угрюмо сказал:
— Самому вам лезть незачем. Подождите, мы с сержантом все осмотрим. Если уж не найдем, тогда, чтобы убедиться, пожалуйте.
Ловкий сержант быстро нырнул в машину и помог влезть майору. Шатров озабоченно склонился над люком. Внутри танка воздух был душный, пропитанный прелью и слабо отдавал запахом машинного масла. Майор для верности зажег фонарик, хотя внутрь машины проникал свет через пробоины. Он стоял согнувшись, стараясь в хаосе исковерканного металла определить, что было полностью уничтожено. Майор, видимо, попробовал поставить себя на место командира танка, вынужденного спрятать в нем ценную для себя вещь, и принялся последовательно осматривать все карманы, гнезда и закоулки. Сержант проник в моторное отделение, долго ворочался и кряхтел там.
Вдруг майор заметил на уцелевшем сиденье планшетку, засунутую позади подушки, у перекладины спинки. Он быстро вытащил ее. Кожа, побелевшая и вздувшаяся, оказалась неповрежденной; сквозь мутную сетку целлулоида проглядывала испорченная плесенью карта. Майор нахмурился, предчувствуя разочарование, с усилием отстегнул заржавевшие кнопки. Шатров с нетерпением переминался с ноги на ногу. Под картой, сложенной в несколько раз, была серая тетрадь в твердом гранитолевом переплете.
— Нашел! — И майор подал в люк планшетку.