Фантазер

Гамсун Кнут

"Вотъ преступникъ, обокравшій Мокка!"

"Что такое?" спросилъ пасторъ, ничего не понимая.

Енохъ тогда мгновенно бросился на своего врага, стараясь овладть пакетомъ.

"Я это отдамъ господину пастору", воскликнулъ Левіанъ, "пусть увидитъ господинъ пасторъ, что за человкъ у него въ помощникахъ!"

Обезсиленный Енохъ прислонился къ дереву; лицо его было сро. Банковые билеты, платокъ и документъ ничего не сказали пастору.

"Вотъ гд я ихъ нашелъ!" говорилъ Левіанъ, дрожа съ головы до ногъ: "онъ

ихъ спряталъ подъ каменную плитку. Тамъ имя Мокка, бъ этой бумаг."

Пасторъ прочелъ. Онъ не зналъ, что и думать; онъ взглянутъ на Еноха и сказалъ: "Это полисъ страхованія жизни, который Моккъ потерялъ, не такъ ли?"

"Но тутъ и деньги, которыя тоже онъ потерялъ", сказалъ Левіанъ.

Енохъ собрался съ силами. "Это, наврно, ты положилъ ихъ туда."

Свистъ и шумъ горящаго лса приближались, кругомъ становилось все жарче и жарче, но эти трое людей не двигались съ мста.

"Я ничего не знаю", повторилъ Енохъ, "это Левіанъ положилъ сюда."

"Здсь двсти талеровъ. Откуда у меня можетъ быть двсти талеровъ? А платокъ разв не твой? Разв ты не носилъ его на ушахъ?" спросилъ Левіанъ.

"Да. Разв не носилъ?" сказалъ и пасторъ.

Енохъ молчалъ.

Пасторъ перелисталъ банковые билеты. "Здсь не хватаетъ до двухсотъ талеровъ", сказалъ онъ.

"Онъ ужъ сколько-нибудь истратилъ", прибавилъ Левіанъ.

Енохъ стоялъ, тяжело дыша, цдя сквозь зубы:

"Я ничего не знаю; однако, замть себ, Левіанъ, я теб этого никогда не забуду."

У пастора въ глазахъ зарябило. Если воръ былъ Енохъ, то Раландсенъ только игралъ комедію съ письмомъ, въ которомъ пасторъ увщевалъ его. И зачмъ онъ это длалъ?

Жаръ сталъ такъ силенъ, что вс трое спустились къ морю, огонь настигалъ ихъ и здсь. Имъ пришлось ссть въ лодку и отчалить.

"Во всякомъ случа это полисъ Мокка", сказалъ пасторъ. "Мы заявимъ объ этомъ. Греби къ дому, Левіанъ."

Енохъ казался равнодушнымъ и смотрлъ прямо передъ собой, какъ ни въ чемъ не бывало.

"Да, да, заявимъ обо всемъ, я тоже на этомъ настаиваю", сказалъ онъ.

Пасторъ спросилъ уныло: "Вотъ какъ?" и невольно закрылъ глаза отъ ужаса передъ всми этими исторіями.

Жадный Енохъ! Онъ былъ слишкомъ простъ: заботливо спряталъ онъ эту обличительную бумагу, значенія которой онъ не понялъ. На ней было много штемпелей и говорилось въ ней о большой сумм денегъ; онъ думалъ, что черезъ нсколько времени можно будетъ ухать и размнять бумагу. Онъ былъ не такъ богатъ, чтобы бросить ее.

Пасторъ оглянулся и посмотрлъ на пожаръ. Въ лсу шла работа: валились деревья, виднлась уже широкая, темная канава. Много людей сбжалось туда.

"Огонь угаснетъ самъ собою", сказалъ Левіанъ.

"Ты думаешь?"

"Какъ дойдетъ до березоваго лса, такъ и прекратится."

И лодка съ тремя людьми плыла въ самую глубину бухты, ко двору фохта.

XII

Вернувшись

домой вечеромъ, пасторъ заплакалъ. Столько ужасныхъ грховъ накопилось вокругъ него! Онъ былъ сраженъ и горько потрясенъ, кром того и жена его ужъ не получитъ новыхъ башмаковъ, которые ей такъ сильно нужны: придется отдать крупную жертву, принесенную на алтарь Господу Богу Енохомъ, потому что это были деньги краденыя. И пасторъ тогда опять прогоритъ.

Онъ тотчасъ поднялся наверхъ, къ своей жен. Ужъ на порог охватилъ его порывъ негодованія и отчаянія. Его жена шила. Вокругъ нея на полу валялись куски матеріи; кухонная тряпка и вилка лежали на кровати вмст съ газетами и лоханкой. Одна изъ ея ночныхъ туфель валялась на стол. На комод лежали березовая втка, покрытая листвой, и огромный булыжникъ.

Пасторъ, по старой привычк, сталъ подбирать вещи съ полу и укладывать все на мсто.

"Напрасно ты это длаешь", сказала она: "я бы сама поставила туфлю на мсто, когда покончила бы съ шитьемъ."

"Ну какъ ты можешь сидть въ такомъ хаос и шить?"

Жена почувствовала себя глубоко уязвленной и ничего не отвтила.

"Зачмъ здсь этотъ камень?" спросилъ онъ.

"Такъ, я нашла его внизу, на дорог, онъ мн понравился!"

Онъ взялъ пучки увядшей травы, лежавшіе у зеркала, и собралъ ихъ въ газетную бумагу.

"Можетъ бытъ, и это на что нибудь нужно?"

"Нтъ, эта трава ужъ слишкомъ завяла. Это щавель, я хотла приготовить изъ него салатъ".

"Ужъ онъ съ недлю пролежалъ здсь", сказалъ пасторъ.

"Онъ оставилъ слдъ на политур."

"Да, вотъ видишь, полированной мебели никому не слдовало покупать, это все ни къ чему."

Тогда пасторъ разразился злымъ смхомъ. Жена бросила шитье и вскочила.

Всю жизнь не даетъ онъ ей покою и отравляетъ ей существованіе своимъ непониманіемъ. И снова разразилась одна изъ тхъ нелпыхъ и безплодныхъ вспышекъ, которыя въ продолженіе четырехъ лтъ постоянно возникали между ними съ нкоторыми промежутками. Пасторъ пришелъ лишь затмъ, чтобы попросить жену согласиться на отсрочку въ покупк башмаковъ. Досада разбирала его. Да вдь и шло же все по-дурацки съ тхъ поръ, какъ юмфру фонъ-Лоосъ ухала и жена взяла на себя управленіе домомъ.

"Вотъ что еще: не можешь ли ты, наконецъ, немножко благоразумне распоряжаться въ кухн?" сказалъ онъ.

"Благоразумне? Мн кажется, я распоряжаюсь благоразумно. Разв дло идетъ хуже, чмъ прежде?"

"Вчера, я видлъ, помойное ведро было полно кушанья."

"Теб не слдовало бы совать носъ во все, тогда дло шло бы лучше."

"Намедни я замгилъ, что въ ведро выброшено огромное количество сливочной каши, оставшейся отъ обда."

"Да, двушки такъ отвратительно объли ее, что я не могла больше подать ее на столъ."