Фантом для Фрэн
Шрифт:
В самом деле, не мог же Андерсон объявить ему полномасштабную войну и настроить против него все печатные органы! Алджернон был уверен, что ему удастся издать свою книгу без больших затруднений, пусть он и встретит затруднения потом – когда книга станет известна научному сообществу.
Само собой, Фрэн должна была поехать с мужем – но она отчего-то отказалась.
– Я что-то устала, Алджернон, - сказала она хмуро. В последние дни его жена стала заметно холоднее, словно работа и ее ночные и дневные переживания были слишком утомительны. Они даже почти не занимались
Впрочем, Алджернон знал по своему опыту с другими женщинами, что у противоположного пола бывают такие труднообъяснимые перемены настроения и самочувствия – в который раз археолог порадовался, что он мужчина.
– Не скучай, - сказал он жене, поцеловав ее на прощание. – Как связаться со мной, ты знаешь. Уверена, что хочешь остаться здесь одна? – напоследок еще раз уточнил он, сам не зная зачем.
Почему-то Алджернону совсем не хотелось оставлять ее наедине с ее фантазиями – хотя Фрэн никогда ими с ним не делилась. Просто потому, что не запоминала. Дневные видения почти полностью уступили место снам – как будто Фрэн вычерпала до дна свое прошлое и теперь платила за ошибки древней женщины своим настоящим…
– Элджи, я уверена, что не хочу никуда ехать, - сказала Фрэн, безразлично улыбаясь. Ее и вправду как будто подменили. – Кроме того, ты ведь уже собрался.
Он кивнул. Поцеловал ее еще раз.
– Постараюсь не задерживаться.
Алджернон подхватил свой саквояж и вышел, закрыв дверь. Фрэн проводила его взглядом, потом присела на корточки и заплакала – она понять не могла, отчего ей так плохо в последние дни, как не бывало уже давно. Заболела? Нервная реакция на события последних месяцев? Но почему только теперь?
А может, ей не пошла на пользу попытка целительства.
Без мужа в этом доме сразу стало пусто и страшно.
Но Фрэн не позволила себе предаваться унынию, потому что в ее положении это было просто губительно. У нее слишком много врагов, чтобы она еще сама себе стала врагом.
Алджернон забеспокоился, когда сел в поезд – и с каждой минутой беспокойство нарастало. Он переживал, что его книгу в издательстве не возьмут, и одновременно почему-то боялся за Фрэн…
Потом сказал себе, что все равно ничего не сможет изменить сейчас – и успокоился, как делал уже много раз.
“Коллинз и К@” приняли его приветливо и уважительно. Значит, страх насчет всемогущества клики Андерсона был действительно надуманным – что ж, Алджернон в глубине души это знал.
Андерсон будет действовать иначе – настраивая против Алджернона Бернса умы его коллег. Так, что эта его работа потеряет всякий статус, как и другие его работы, вместе со своим автором: реноме ученого крайне трудновосстановимо…
В редакции просмотрели машинописный текст, одобрили аккуратность автора и приятно удивились фотографиям; Алджернон в этот миг ужасно пожалел, что каноп он не получил – хотя бы их изображения.
Хотя, наверное, лучше не надо.
Перед глазами его непрошеным встало лицо Дарби, самопроизвольно
Стряхнув с себя эти фантазии, ученый любезно и метко, как он умел, охарактеризовал свои открытия и содержание работы; само собой, ни о чем сверхъестественном он не упоминал. Только подчеркнул роль своей жены и помощницы в написании этой книги. Ему бы очень хотелось, чтобы ей было отдано должное при издании работы…
Конечно, конечно, мистер Бернс, ответили Алджернону. Они свяжутся с ним, как только будут определены сроки публикации. Очень хорошо, что такой ученый, как он, поддерживает авторитет их издательства…
Алджернон про себя усмехнулся. Долго ли еще к нему будут относиться уважительно?
Он поблагодарил редакцию и вышел, испытывая большую радость и облегчение. Но на эти чувства непрошено наслоилось беспокойство; упомянув Фрэн, Алджернон снова начал думать о ней и бояться за нее. В самом деле, что с ней происходит? Может быть, действительно пригласить врача?
Скорее уж – священника…
Хотя священники тут едва ли помогут, как не помогали молитвы набожной миссис Грегг.
Алджернон не стал задерживаться на то время, что обещал жене; он не мог перестать думать о ней и как следует заниматься делами. Раньше он никогда бы не позволил себе такой расхлябанности – но раньше он и не привязывался ни к кому настолько сильно…
Алджернон не очень-то верил в молитву, но на обратном пути молился. Фрэн представлялась ему то тяжело больной, то мертвой – мозг, привыкший к непрерывной интенсивной работе, один за другим преподносил ему сценарии ее гибели; и не то чтобы совсем фантастические…
– Фрэн, пожалуйста, будь благополучна для меня, - шептал археолог, шагая к дому широким нервным шагом. Он никогда раньше не был таким беспокойным… но в браке люди меняются под влиянием друг друга; и, кажется, он изменился значительно сильнее, чем его жена.
– Фрэнни?
Он открыл дверь ключом и вошел в пустой коридор.
– Фрэнни?..
Внутри стремительно разрастался ужас. С ней произошло несчастье, ему ни в коем случае не следовало покидать ее! Глупец! Что он наделал!..
Фрэн с угрюмым видом появилась из своей комнаты, и он от облегчения уронил на пол саквояж.
– Фрэнни!..
– Я терпеть не могу, когда меня так называют, - сказала жена. – Я, кажется, это уже говорила? И что с тобой такое?
Алджернон бросился к ней и стал целовать; и наконец Фрэн засмеялась, шутливо отбиваясь.
– Осторожно, мистер Бернс!
Она поцеловала его.
– Не повредите нам!
Алджернон чуть не уронил жену, которую оторвал от пола от избытка чувств; совладав с собою, опустил ее и уставился ей в лицо.
– Что?..
– То, что ты слышал, - мрачно ответила Фрэн. – Кто-то там наверху решил, что нам ну просто позарез нужен третий член семьи – так, что мы никак не потерпим года два…
Она определенно злилась; а Алджернон все никак не понимал – вернее, отчасти уже понял, но сознание отказывалось выпустить эту мысль на поверхность.