Фантом памяти
Шрифт:
– Ты прогрессируешь, - в голосе Викулова звучала нескрываемая насмешка.
– Набрался храбрости во всеуслышание объявить правду о себе. Молодец, хвалю.
Я поморщился. Ну почему он, будучи моим ровесником, всегда ставит себя в положение старшего, начальника, учителя? Как будто я нуждаюсь в его похвалах. "Не ври себе, Корин, - тут же одернул я себя.
– Еще как нуждаешься. Во всяком случае, до последнего времени нуждался".
– Теперь по поводу твоей дамы, - продолжал он.
– Да?
– напрягся я.
– Кажется, твои сомнения небеспочвенны. Образование высшее юридическое, работала следователем в Северо-Восточном
У меня внутри все похолодело. Мимоза - бывший следователь. Иными словами, человек, у которого огромные связи именно в милицейской среде. Молодая, красивая, "своя". Идеальный кадр для работы со мной.
– Почему якобы? Там были другие причины?
– на всякий случай спросил я.
– Потому что увольнялась она по заключению медкомиссии, в котором стоял страшный диагноз. Если бы заключение было настоящим, твоя дама до сегодняшнего дня просто не дожила бы. Ты ее руками трогал?
– Кого?
– растерялся я.
– Кого-кого, дамочку твою, - рассмеялся Борька.
– За ручку держал хоть раз?
– Ну, держал. И что?
– Теплая ручка-то?
– Борька, прекрати, - разозлился я.
– Ну вот, стало быть, живая дамочка-то, не призрак с того света. Более того, Дюхон, пока она жила на милицейскую зарплату, это была одна песня, а как уволилась и получила пенсию по инвалидности, так песня стала совсем другая. Более, так сказать, громкая и мелодичная. Более красивая, чтоб тебе понятней было. Ты, надеюсь, понимаешь, что пенсия по инвалидности ни при каких условиях не может быть выше зарплаты?
– Понимаю, конечно. Она что, нигде сейчас не работает?
– Официально - нигде. Вот и делай выводы, Дюхон.
– Круто, - протянул я.
– А семья есть?
– Был муж, который ее бросил в аккурат тогда, когда она увольнялась.
– То есть больную бросил, что ли?
– я ушам своим не поверил.
– Дюхон, у тебя с головой как? Я ж тебе русским языком говорю, что, если бы она была действительно больна тем самым, что в заключении написано, она бы сейчас уже была покойницей. Заключение липовое, просто нужен был не вызывающий сомнений повод для увольнения. Уж кто и зачем все это устроил, я не знаю, но ты поразмысли на этот счет. А также насчет того, почему в этот самый момент ей занадобилось от мужа избавляться. Все, Дюхон, не отвлекай меня больше, я в машине еду, мне говорить неудобно. Если что еще узнаю - позвоню.
– Спасибо, Борис, - с чувством произнес я.
Вот такие вот дела, милая Мимоза... Что ж, пойду погляжу, как ты себя за ужином ведешь. Интервью-то небось прочитала уже и указания от своих начальников успела получить. Сейчас и узнаем, что это были за указания.
В столовой я впервые за все время оказался раньше своих постоянных сотрапезников, зато в компании с веселым трогательным Телком, который с неописуемой скоростью запихивал в себя два салата, рыбу с гарниром, рисовую кашу с изюмом и яблоками и прилагающиеся к чаю блины. Причем все блюда исчезали в его утробе не по очереди, а одновременно.
– Куда так спешишь? Подавишься, - заметил я, аккуратно отправляя в рот крошечную порцию салата.
– Тороплюсь, - пояснил Телок с набитым ртом.
– Надо напарника отпустить на ужин. Я тут за обедом с Аленой расчирикался, за временем не уследил, так мне таких... этих самых...
– он проглотил вполне понятное слово, вставили по
– А кто такая Алена?
– Как кто? Соседка твоя по столу. Ты что, не знаешь, как ее зовут? Ну ты даешь, Михалыч. Елена она, Алена, стало быть.
– Н-да, парень, простота твоя кого угодно достанет. Сутки всего знаком с женщиной, которая к тому же старше тебя лет на десять, а уже Аленой называешь. Или ты знаком с ней не сутки, а гораздо, гораздо дольше? Прокололся ты, Телок. С тобой, таким недалеким, я легко справлюсь.
Едва Гриша отвалил, появилась Мимоза. Бледная, печальная. Ну прямо все умерли, никого в живых не осталось.
– А где наш друг и учитель Павел Петрович?
– бодренько поинтересовался я, делая вид, что не замечаю ее расстроенного вида.
– К нему дочь приехала. Андрей...
– Да, Леночка?
– я положил нож и вилку и вопросительно приподнял брови.
– Мне очень жаль, но я должна с вами попрощаться.
Естественно. Ничего другого я и не ожидал. Ай да Муся, ай да умница, на десять шагов вперед видит. Как точно она еще вчера спрогнозировала ситуацию: если ты убедишь их в том, что ничего не помнишь, генерала Маслова не знаешь и книгу про милицию не пишешь, они от тебя отстанут, а если Елена подставлена ими, то они ее отзовут за ненадобностью. Вот и отозвали.
– Что случилось, Леночка?
– мой голос выдавал неподдельную озабоченность и огорчение.
– Мое лечение окончено, завтра утром я уезжаю домой.
– Вообще-то, глядя на вас сегодня, я бы не сказал, что вы полностью выздоровели, - заметил я, вполне, между прочим, искренне.
– Я и не выздоровела.
– Но вы же сказали, что лечение окончено.
– Да, лечение окончено. У меня больше нет денег, чтобы платить за него.
Что ж, хорошая отговорка. Пять с плюсом разработчику легенды.
– Мне жаль. Очень жаль, правда. Вы были такой приятной собеседницей, мне с вами было очень хорошо.
Ее губы дрогнули, глаза налились слезами. Мимоза судорожно сглотнула. Ну актриса! Это же надо так играть! Где ее "Оскары"? Где "Золотые пальмовые ветви" Каннского кинофестиваля? Настоящие, а не глицериновые слезы крупным планом в нужный момент - это надо суметь. Ни в какой Америке таких актрис нет, только у нас, да и то не в кино, а в милиции.
– Спасибо, - едва слышно прошептала она.
– Мне тоже было хорошо с вами, Андрей. Вы удивительный человек, ни на кого не похожий. И вы очень талантливы. Кто бы что ни говорил о ваших книгах - помните: вы очень талантливы. Когда вы напишете свою новую книгу о душе и разуме, ее обязательно издадут. Вы тогда разрешите мне подойти к вам за автографом?
Я был великодушен, Елена же с каждой минутой становилась все печальнее, и в конце концов у меня создалось неприятное впечатление, что она переигрывает.
– Руки не напрягай! Расслабь руки, Михалыч, думай о приятном.
Это было непросто: усвоить, что удары нужно наносить расслабленными руками. Ну не укладывалось это в моем мозгу - хоть убей! Однако Телок, надо отдать ему должное, был терпелив и добродушен.
– Михалыч, ты хоть раз покойников на руках носил?
– задал он мне вопрос после того, как я в сотый, наверное, раз выполнил движение неправильно.