Фантомная боль
Шрифт:
Серые тучи безмолвно ползли из неведомых краев. Они многое повидали за время своего неторопливого шествия над землей, но сохранили способность равнодушно смотреть на человеческую суету. Им было все равно, что там внизу — радость или горе, рождение или смерть. И вымри, сгори или перестреляй друг друга хоть половина человечества, это никак не повлияет на их вечный путь...
Антон вдруг остро почувствовал, что Немая земля будто бы сосет из него жизнь. Уже не было сил терпеть, и вдруг захлестнула волна неудержимого отвращения и к низкому чужому небу, и к химической вони, и к железобетонной
Он смотрел на редкие кедры, растопырившие неподалеку кривые голые сучья и вспоминающие те времена, когда они здесь были хозяевами, а не жертвами. Появилось ощущение, словно находишься в ограбленном жилище. Будто был раньше богатый и крепкий дом, где жили веселые радушные хозяева, но пришли чужие — и не осталось ни силы, ни радушия, ни веселья — ничего, а ты вынужден смотреть в потухшие глаза хозяев и чувствовать себя виноватым, что пришел не в добрый час.
x x x
К вечеру команда снова вышла к реке. За полдня пути дважды удалось встретить собирателей, охотников за цветными металлами и уцелевшим оборудованием, но все они старались скрыться. Одного задержал Обжора и попытался разговорить — нет ли поблизости действующих предприятий, постоянных или временных поселений. Тот растерянно хлопал глазами и говорил, что ходит уже неделю, а ничего годного для продажи или обмена не нашел, а что касается поселений, то он этими вещами не интересуется, потому что не любят здесь слишком любопытных и охочих до чужой жизни.
Река была втиснута в бетонные парапеты, из которых выходили пучки труб разного диаметра. Из некоторых еще сочилась маслянистая черная гуща. На противоположном берегу стояли на асфальтовой площадке с десяток автопогрузчиков. Они были опутаны транспортировочными тросами и, похоже, ни разу не использовались. Теперь же они стали ни на что не годными — ржавчина проела их, что называется, до печенок.
Бойцы разбрелись по берегу. Настроение у всех давно уже было скверное. Даже Самурай не пытался пресечь начавшееся разложение боевого духа — ему было не слаще остальных. До бойцов начало доходить, насколько неподготовленной оказалась их экспедиция — они не знали, где искать, как искать, а главное — что искать.
Один лишь Печеный был верен дисциплине и невозмутимо занимался приготовлением ужина.
Антон сидел на краю парапета и бросал в воду щебенку, когда его позвал Леденец.
— Ты не знаешь, что это такое? — спросил он, указывая себе под ноги.
Антон увидел широкий бетонный желоб со сплошной металлической полосой на дне. Желоб был длинный, ни его начала, ни конца увидеть было нельзя.
Самурай и Обжора тоже подошли, заинтересовавшись.
— Мы такую штуку уже видели! — слегка удивился Обжора. — Еще там, в самом начале.
— Сдается мне, что это не «такая» штука, — сказал Леденец, — а та же самая. Она тянется вдоль реки прямо с исходной точки.
— Говори яснее! — нетерпеливо потребовал Самурай. — Что это может быть?
— Я не очень уверен... По-моему, это... Это рельс.
— Что?!
— Надо посмотреть в стороне — должен быть еще один, парный.
— Это что же должен быть за паровоз? — задумался Обжора.
— Это
— Но здесь никаких трехэтажных форм пока не видно.
— Это не обязательно печь. Может, передвижной цех какой-нибудь. Скорее всего ДОК — деревообрабатывающий комбинат.
— Пойду посмотрю, как там ужин, — сказал Обжора, зевнув.
— Подожди! — воскликнул Леденец, и все поняли, что у него какая-то идея. — Помните, нам говорили, что сигнал ловили дважды — и оба раза из разных мест.
— Ну да, — кивнул Самурай.
— И что на машине такой передатчик установить нельзя, помните?
— Мы все помним. Дальше-то что?
— На машине нельзя, — Леденец почему-то понизил голос, — а на передвижном цехе — очень даже можно.
— Ты думаешь... — проговорил Самурай.
— Я думаю, нам нужно плюнуть на маршрут и пойти по этим рельсам, — быстро выпалил Леденец. — Тем более что почти весь маршрут уже прошли.
— А что? — хмыкнул Самурай. — Мысль интересная, хорошо бы она оказалась правильной. До темноты еще часа три...
— Так вы сейчас собрались идти? — с ужасом проговорил Обжора. — А ужин?
— Ужин готов! — раздался отдаленный голос Печеного.
Самурай разрывался между необходимостью перекусить и желанием поскорее проверить версию Леденца.
— Ладно, быстренько поедим — и пойдем, — наконец решил он.
— Эх, была бы сейчас машина! — с досадой проговорил Печеный, узнав, что планы на этот вечер меняются. — Быстренько бы сгоняли туда-сюда и проверили.
— Быстренько может не получиться, — возразил Леденец.
«Быстренько» действительно не получилось. В этот вечер не удалось найти почти ничего. Единственным открытием было несколько раздавленных сучьев и размолотых в пыль кусков щебенки, найденных Леденцом на рельсе. Из этого он заключил, что по магистрали недавно проехало что-то очень тяжелое.
Команда заночевала в относительно целом сарайчике, сбитом из кусков шифера, а на следующее утро продолжила поиск.
Промышленные пейзажи кончились. Теперь вокруг была только невзрачная равнина, прикрытая молодой порослью, где блестящие пятна болот чередовались со следами вырубки. Редкий кустарник стелился по земле, иногда над ним возвышались ржавые остовы забытых тягачей и тракторов.
— Мы отклонились от маршрута уже километров на пять-шесть, — сказал Самурай, искоса посмотрев на Леденца.
Тот резко остановился, вынудив идущего сзади Обжору налететь ему на спину.
— Давайте вернемся на маршрут, — не колеблясь предложил он. — Я не настаивал идти по магистрали. Я только сказал, что на подвижных зданиях можно установить антенну.
— Но ты предложил...
— Вы могли и отказаться! Я вам не командир, я могу только посоветовать.
— Кончайте! — остановил их Печеный. — Не найдем — обратно вернемся. У нас времени — целый год!
— Хорошо, — решительно сказал Самурай. — Идем до обеда. Если не находим никаких следов, перекусим и возвращаемся на маршрут.