Фантомное чувство (сборник)

Ловетт Ричард

Пан был примерно таким же. Но Дафнис резко отличался.

Начнем с того, что плотность у него оказалась наименьшей из этой троицы — настолько малой, что он не просто плавал бы в воде, а поднимался над волнами наподобие огромного куска пенопласта.

Даже из космоса мы разглядели на нем парочку больших и многообещающих дыр. То есть многообещающих для Рудольфа. По-моему, более подходящим определением для них стало бы «адская утроба». Даже не представляю, как их воспринимал Флойд. Его родителей во время землетрясения раздавили обломки здания, а теперь ему предстояло спуститься в недра этой планетки, которая, наверное, не стабильнее кучи мраморных шариков. Причем больших шариков. Здесь такая низкая гравитация, что Энцелад

по сравнению с Дафнисом покажется Юпитером. И если здесь что-нибудь сдвинется с места, у нас окажется более чем достаточно времени понаблюдать за тем, как это нечто медленно заваливает нам выход — или, как может случиться, заваливает нас.

Уже одно это пугало. Но нейтринно-кварковое сканирование выявило, что это не просто настоящий лабиринт пещер и лазов — в центре Дафниса расположен кусок чего-то плотного в форме толстого тыквенного семени: пятьсот метров длиной, триста шириной и примерно двести метров толщиной в самом толстом месте — самая большая из пока обнаруженных изюмин. Чем бы она ни была, создавалось впечатление, что сама эта луна каким-то образом сформировалась вокруг нее. Астероид? На мой взгляд, с тем же успехом это мог оказаться заброшенный тысячи лет назад корабль тех самых инопланетян из Облака Оорта.

Тут я занервничала. Раз эта луна состоит в основном изо льда, нужен лишь источник тепла, чтобы события Энцелады повторились. Может быть, каверны и пещеры Дафниса — естественная паутина труб, только и ждущих толчка, чтобы выбросить наружу накопившиеся газы. Вторая космическая скорость тут всего пара метров в секунду, поэтому не потребуется мощного гейзера, чтобы выплюнуть нас в путешествие без возврата.

И все же трудно представить астероид настолько радиоактивный, чтобы генерировать такое количество тепла. И хотя такой фокус может проделать двигатель заброшенного корабля, я не верю в инопланетян. Ну, если и верю, то чуть-чуть.

Не знаю, о чем думал Рудольф, но он точно решил залезть в эти пещеры. Флойд тоже. А у меня выбора не оставалось.

Да меня никто и не спрашивал! Флойд даже не потрудился сообщить мне причину такого решения.

* * *

С виду Дафнис напоминает другие планетки внешней системы — овальный и бугристый, с ледяной коркой, усеянной оспинами мелких кратеров.

Однако проведенное Рудольфом сканирование показало, что эта корка тонкая: местами всего около сотни метров толщиной. Это сформировавшийся позднее слой, который закупорил поры каверн, скрыл кроличьи норы расположенных ниже проходов и, вероятно, подобно толстой яичной скорлупе помог этой рыхлой планетке не развалиться. Хотя, как мы сразу обнаружили, когда подлетели ближе и как следует присмотрелись, не все поры оказались заблокированы.

Эти входы имели форму воронкообразных кратеров, настолько глубоких, что их дно просматривалось лишь при прямом попадании отвесных солнечных лучей. Большинство кратеров не пронзало толщу коры насквозь, но некоторые заканчивались отверстиями — как маленькими, так и достаточно большими, чтобы проглотить грузовой контейнер приличного размера.

Воронки эти были так называемыми «солнечными чашами». В тех местах, где метеориты пробивали ледяную корку на достаточную глубину, возникал мощный эффект печки-рефлектора, из-за которого стенки плавились, а воронка становилась еще глубже. В космосе такие воронки редкость, но на Земле целые снежные поля могут быть густо, как ячейки сот, усеяны такими ямками по колено глубиной — они эффектно смотрятся на видео, но становятся настоящим проклятием для туристов. Местные ячейки были огромными и зловещими на вид. Не соты, а паучьи норы, где в темной глубине таится вход в подземный мир. Не очень-то привлекательные места даже без пауков. И легкий мед вас там не ждет — только смерть, минотавры и змеи.

* * *

Посадка

стала нервотрепкой. Теоретически, хотя корабль для этого и не предназначался, мы могли просто его опустить на почву. При такой малой гравитации ничто не должно сломаться. Но ни корабль, ни контейнер Рудольфа не имели четко обозначенного «верха», что создавало проблему даже при микрогравитации. А единственными выступами, которые могли сойти за посадочные опоры, были стыковочные зажимы, которые на такую роль не очень-то годились. Хотя постоянно меняющиеся силы взаимного притяжения между телами в системе Сатурна и не порождают много лунотрясений, с нас вполне хватит беспокойства на этот счет, когда мы окажемся в пещерах. И зачем нам лишняя головная боль и тревога — а вдруг наш корабль упадет на бок и не сможет взлететь? С учетом всего этого проще будет оставить его на низкой орбите и спуститься с помощью ранцевых реактивных движков с ручным управлением, выбрав точку поблизости от одного из полюсов, где гравитация самая высокая.

И без гигантских воронок прогулка по небесному телу при сверхмалой гравитации стала бы испытанием даже для опытных спейсе-ров. Поэтому мы первым делом сбросили парочку дополнительных реактивных ранцев на край той воронки, откуда планировали выйти. Затем я дала Флойду векторные координаты для суборбитального прыжка к пещере, через которую мы решили войти.

Мы сели, сделав лишь две коррекции траектории во время спуска. Если бы мы участвовали в соревнованиях, то мое присутствие дало бы Флойду нечестное преимущество — хотя и небольшое, потому что рассчитать траекторию способен любой тупой искин. Реальное же мастерство, в котором Флойд хорош по человеческим стандартам, заключается в выборе точного момента подачи реактивного импульса и аккуратном нацеливании его в нужном направлении.

Это один из тех навыков, вроде прогулки по Япету с помощью прыговых шестов, которым большинство людей легко обучается, но с трудом достигает мастерства. Я всегда недоумевала, как такое возможно. Если я вообще способна что-то сделать, то могу добиться в этом совершенства. А если не способна, то лишь потому, что не подключена к нужным сервоустройствам.

Думаю, от меня ускользает сама концепция «умения» или «мастерства». Идею я понимаю, но только на интеллектуальном уровне. Наилучшая аналогия для меня — это словно осваиваешь сервоуст-ройство, управление которым делается тем точнее, чем больше с ним работаешь. Но в таком случае лучше становишься не ты, а сервоуст-ройство. Человеческая самоидентичность каким-то образом включает связь между телом и сознанием, суть которой я вряд ли когда-нибудь пойму. Для меня это все равно что волноваться из-за того, в чипе какого типа я живу. Меня волнует скорость процессоров и объем памяти, но не думаю, что это одно и то же.

Как бы то ни было, час спустя мы, легкие как перышко, опустились на поверхность, выбрав ровную площадку в полусотне метров от воронки.

У Рудольфа так ловко не получилось. Ему понадобилось несколько дополнительных коррекций курса, чтобы выйти на траекторию Флойда, а потом он разогнался перед посадкой, доказывая при этом, что будет лететь не быстрее, чем если бы спрыгнул с метровой высоты на Земле. Тут он оказался прав, но все равно набрал достаточную скорость, чтобы вывихнуть лодыжку в случае неудачного приземления.

— Ковбой, — процедила я. Флойд отключил радио.

— Скорее, это самоутверждение, — сказал он мне. — Наш турист доказывает мне, что не боится, а это, наверное, означает, что он все-таки боится.

— Вроде того, как ты боишься всей этой экспедиции?

— Но я-то не выпендриваюсь.

— Нет. Единственный, кому ты пытаешься что-то доказать — ты сам… Ты хоть представляешь, сколько всего может случиться там, в пещерах?

На этот раз он не велел мне заткнуться. Он всего лишь перестал обращать на меня внимание, снова включив радио.