Фантош для оборотня или Игры насмерть!

Ермакова Александра Сергеевна

— Ей не место среди нас… Ты же знаешь, как слабы и неустойчивы женщины- обращенки? — летели едкие реплики из толпы. — Лучше ее сразу убить, чем позволить ослабить себя…

Я нервно сглотнула. Меня. Никто. Не предупреждал. Что. Сегодня. Будет. Решаться. Моя. Судьба.

— Убить! Убить! Убить… — раздавалось рваным многоголосьем и количество желающих от меня избавиться, мягко говоря, повергало в шок. Вот теперь стало совсем не по себе, даже шарахнулась и спиной врезалась в Демьяна, который стоял стеной и не позволял ретироваться:

— Не смей, — едва

слышно прошелестел над ухом.

— Если меня убьют, я приведением тебе являться буду и изведу, — процедила сквозь зубы, не отрывая взгляда от агрессивно настроенной толпы. Она напоминала зевак, которые в старые времена собирались возле плахи и орали гадости тем, кого ожидала казнь или порка. — Обнаженным, развязным, похотливым привидением… — это отчеканила сквозь натянутую, совершенно подложную улыбку, от которой мышцы лица заныли.

Словно по мановению палочки народ умолк.

— По правилам, — вновь заговорил Демьян — если и услышал, то проигнорировал мою реплику, — если найдутся трое, — повысил голос, и толпа которая вновь начала роптать, тотчас умолкла, — кто вступится за новообращенную, то ей положен шанс. Я не имею права быть одним из них, поэтому обращаюсь к вам: «Есть ли среди вас те, кто вступиться за Милену?»

Черт! Точно в рассказ «Маугли» попала!

«Кто заступится за лягушонка? Я — за, я — против! Мы принимаем бой!» — кричали они. Тьфу ты, это уже из другой серии…

Меня откровенно лихорадило, дыхание прорывалось через раз, а сердце ему под стать — пропускало удары… Оно словно отсчитывало секунды, которые мне выделяли до конца жизни.

Толпа подозрительно молчала.

— Я, — нарушил мрачное и безнадежное безмолвие Роберт. — Она сильна духом как никто.

Господи, в этот момент я была готова броситься на шею врачу и расцеловать от благодарности. Он был единственным…

— Я, — неверующе поймала на прицел глаз незнакомого мужчину. Он стоял чуть в стороне и, сложив руки на груди, хмуро меня изучал. — Мне всегда интересна битва зверя с человеком, а женщины — тем более, — он хищно ухмыльнулся, показав внушительные клыки.

— Еще есть кто? — уточнил Демьян. Я затаилась. Не знаю почему, но покосилась на Елинию. По всем канонам женских романов, она должна была подать голос. «Казнить, нельзя помиловать! Ну, или «Казнить нельзя, помиловать!» Либо удивить, либо прибить — и на миловидном лице прочитала ненависть и приговор скорой смерти.

— Я, — раздался голос Эпштейна. Даже выдохнула с облегчением и благодарно воззрилась на Шлему. — Да простит мою дерзость община за вмешательство в ваш ритуал, но как свободный зверь чистокровных кровей имею право иногда просить слова. Если Демьян позволит, то я стану третьим поручителем. Милена порядочная и искренняя. Она может стать одним из новых членов общины, кто опровергнет стереотипы об обращенцах. Я в нее верю!

— Принимается, — безэмоционально резюмировал Демьян, словно не сомневался в удачном исходе. — Значит, Милене позволено пройти обряд посвящения.

Лица толпы выражали сожаление

и откровенное разочарование. Шелест и бормотание — были подтверждением и это, если не оскорбило, то точно неприятного резануло по самолюбию. А еще меня не отпускало чувство скверного продолжения. Причем, как понимала, более жуткого по накалу, и чем вопиюще неправильное происходящее. По телу пробежалась волна очередного леденящего жилы страха.

Демьян повернулся, на его лице не было ни намека на сострадание, вину или участливость — он был по обычаю холоден и бесстрастен. Я кожей ощутила первобытный ужас — самое худшее и правда еще впереди.

— Раздевайся, — отчеканил ровно.

— Что? — испуганно покосилась на толпу, а потом на Градова.

— Раздевайся! — повторил с нажимом Демьян.

Чуть мотнула головой, хотя не столь возражала, сколько брыкалась под властью инстинкта.

— Лучше сама, — убеждал ледяным тоном. — Иначе вытряхну из барахла, и это будет позором.

Веский довод…

— Если соглашусь стать твоей любовницей, публичное издевательство прекратится? — предприняла отчаянную попытку.

— Нет, — ровно и без намека на обратное.

Толпа начинала возмущенно роптать:

— Скоро к нам пожалуют чужие! Пора убираться отсюда… — негодовали твари. — Не хочет, пусть остается и сама разбирается со своей участью!..

Подкоркой сознания понимала, что теперь это мой мир, как бы ни пыталась его избежать. Если Роберт, Шлема за меня поручились, а Демьян говорил, что должна, значит, сделаю. Хотя бы для того, чтобы не опозорить моих заступников, а потом отомстить Градову.

— Меня не будут принуждать к сексу? — уточнила тихо.

— Мы? — удивился Демьян. — Нет. Ты должна показать нам своего зверя и доказать, что достойна быть оборотнем.

— Так я и не стремилась, — слегка возразила и тотчас умолкла. Если столько народу собралось и сейчас волновалось, видимо, ситуация непростая. Спорить не место и не время. Выскажу, что думаю, но потом. Сжала кулаки, зубы и медленно кивнула.

Дрожащими пальцами расстегнула петли шубки. Поглубже вдохнула зимнего воздуха и скинула теплое одеяние. Меня вмиг окутало морозом, вьюжный ветерок проник во все щели платья, обжигая тело холодом. Подол немилосердно трепало и пыталось задрать. Демьян пробежался дотошным, совершенно не невинным взглядом по моей фигуре, чуть дольше заострив внимание на едва прикрытой тканью груди, соски которой сейчас бесстыже выделялись.

— Догола, — пояснил сухо, хотя в его глазах уже бушевало желание и плескалось золото.

Меня настолько сковывало льдом, что вряд ли бы хватило сил и терпения тянуться до молнии, что была на спине. Демонстративно, рывком разодрала платье по боковому шву. Ткань с треском подалась и уже через несколько секунд я позволила ей отлететь прочь.

Это понравилось зверю, что стоял напротив и пожирал меня взглядом. Больше не смотрела на других — раздевалась для него. Бюстгальтер скинула первым, а когда осталась в одних чулках, трусиках и сапожках, уточнила: