Фантум 2012. Локальный экстремум (сборник)
Шрифт:
«Данные?» – спросил я и тут же осознал, что вопрос лишний.
Всё понятно без объяснений: системные экраны на стенах рисовали сбой, командный дисплей мигал курсором, монитор «Панорамы» изображал сломанный телевизор.
«Никаких данных, – отозвался Скобелев. – Макс тут выдвинул идею, будто кто-то к “Хирону” подошел, взял ручное управление на себя и теперь едет к базе».
Виктор говорил с улыбкой, но я понимал, что он за ней прячет – командир уже перебрал возможные версии, и ни одна из них его не устраивала, впору отчаяться. Но в отличие от меня он даже не предполагал, что идут учения. Я же уверился в этом еще больше. Особенно после упоминания в нужном контексте имени Левина-младшего.
Вариант, который озвучил Максим Левин, проходит в документах Аркады под кодовым названием «Вояджер 6». Для человека с улицы это сочетание прозвучит абракадаброй. Интересующийся историей космонавтики, возможно, вспомнит о космических аппаратах «Вояджер 1» и «Вояджер 2»,
Итак, затейники во главе с Калмановичем решили проверить наши рубежи на устойчивость перед лицом чужеродного вторжения. Но подсунуть нам нечто, убедительно смахивающее на артефакт, не смогли. Как-никак в экспедиции из трех человек двое – агенты Аркады, нас не проведешь. Не могли они изобразить и разумную деятельность по установлению контакта, из-за которой не торчали бы хорошо различимые земные уши. Поэтому вариант «Вояджера 6» был более подходящим. Допустим, на Луне и впрямь обосновался робот-наблюдатель, о которых любят писать уфологи. Допустим, он определил кибернетическую группу «Кентавр» как «братьев по разуму». Допустим, он попытался вступить с ними в контакт. Что в таком случае произойдет? А всё что угодно. Калманович, обсуждая это, призывал отпустить на волю фантазию… Что нам подсказывает фантазия? Робот может заменить «Сократа» своим информационным слепком. Робот может перехватить управление. Робот может изучать реакции кибернетической группы, подавая противоречивые команды. Какой сценарий используется в качестве «легенды» учений?.. А есть ли разница? Проверяют-то не модель и не сценарии – проверяют нас. Только мы реальные фигуры, всё остальное – виртуальное облако без определенных очертаний. Когда мы раскусим орешек, предложив решение, которое устроит в первую очередь нашего юного инспектора, а во вторую – группу Калмановича на Земле, облако развеется без следа.
В своих рассуждениях я умудрился сделать следующий шаг. Представил себе, как ситуация выглядит со стороны, без дезинформационной завесы. Харвестеры, скорее всего, продолжают добычу изотопов в предписанном районе под контролем оператора на пульте ЦУПа. Заминка со связью организована сознательно, а время суток выбрано так, чтобы мы не заподозрили постановку. Телеметрия и оптика перекрыты по той же причине – иначе этот орешек командир Скобелев взял бы в одиночку и без большого напряжения. Нам оставили только голографический стол, который показывает не ситуацию, а лишь образситуации. Реагировать мы должны соответственно, а именно: обсудить детали происходящего, уговорить друг друга, что имеем дело с аномальным явлением, составить краткий внятный отчет для Земли и запросить у ЦУПа разрешение на эвакуацию, чтобы наблюдать за феноменом с «Ядра-Л». После этого нас похвалят за бдительность и раскроют карты. О, sancta simplicitas! [13]
13
О, святая простота! (лат.)
Для ускорения процесса я наклонился к раме голографа и, помахав растопыренными пальцами над миниатюрными параллелепипедами харвестеров, произнес с показной небрежностью:
«А ты заметил, Виктор, что они идут по собственной колее?»
Сказал наобум. Мне и в голову не пришло бы наложить маршруты друг на друга. Просто я следовал логике, принятой в Аркаде. Но Скобелев подскочил и сунул руку в манипулятивную зону голографа. Тут же внутри рамы появились две извилистые линии, красная и синяя. Виктор повертел картинку, и линии сошлись – один в один.
«Чёрт», – сказал он.
«В каком смысле?» – спросил Максим, который продолжал играть партию за идиота.
«Они идут не просто по колее.
«Поясни», – потребовал я, уловив в голосе Виктора незнакомые дребезжащие нотки.
«Такой инструкции для группы не существует», – заявил Скобелев, выделяя слова.
Я пожал плечами. Моя версия находила всё больше подтверждений. Затейники Калмановича за животики наверняка держатся. И тут командир спутал карты.
«Всё! – сказал он. – Хватит! Я немедленно отправляюсь туда. И остановлю этого идиота».
[Третье приближение]
Максим Левин, номер шестой (расшифровка аудиозаписи)
Загадка, тайна… Об этом я и мечтал, когда рвался на Луну… Но я почему-то – по молодости, наверное – и не думал совсем, что тайна может быть опасной. Что она может убить. Наоборот, ореол опасности придает тайнам еще б'oльшую притягательность. Да и к опасностям я привык, спасибо Владимиру Николаевичу. Но одно дело спускаться в Воронью пещеру или нырять у Большого Барьерного рифа, когда рядом друзья и надежный инструктор. И совсем другое – оказаться в трехстах восьмидесяти тысячах километров от Земли, на мертвом пыльном шарике, где любая оплошность вызовет быструю смерть. Утешало, конечно, что здесь два опытных космонавта. Да и ЦУП в случае чего придет на помощь, но… Но! Утешало слабо, и я почувствовал то, что называют потерянностью. Словно я не человек, а безропотная бессмысленная песчинка в необозримо огромном океане. Меня носит течениями. Я быстро иду ко дну. Но не способен осознать неизбежность близкой гибели. И никто в мире не заметит, не вспомнит… Кому нужна песчинка?..
Как-то так, да. Нахлынувшее чувство оказалось настолько поглощающим, что у меня перехватило дыхание. Но Скобелев велел разбудить Ореха, и я опомнился. Надо действовать. И быстро. Рефлексию можно отложить на потом. По дороге в жилой модуль я думал, что мы имеем дело с чудом. Но никто не обещал, что мы встретим добрые чудеса. Наоборот, чудеса в космосе могут быть только жестокими. Мы вышли в новую среду обитания, а значит, наступила эпоха жестоких чудес. Не люблю пафос, но это так. Если необъяснимое поведение «Хирона» как-то связано с лунными аномалиями вообще, если за всем этим стоит разумная деятельность каких-то существ, то не стоит ждать от них доброжелательности. Возможно, эти существа просто-напросто нас боятся. Мы боимся их. Они боятся нас. Нормальная такая ксенофобия. И надо им как-то показать, что земляне доброжелательны. Что готовы к контакту и взаимопониманию.
Потом мы с Орехом пришли на пост. И там Артем приятно поразил меня, что сразу взял быка за рога. Честно говоря, от него не ожидал. Хотя с другой стороны, он профессионал и облазил Море Кризисов еще до возведения базы. Потом-то стало понятно, почему он такой деловитый и уверенный, но в первые минуты я всё списал на его опыт.
Артем заметил, что «кентавры» в движении к базе с ювелирной точностью воспроизводят свою прежнюю трассу. Командир на это сказал, что такой программы для «Хирона» не предусмотрено. До меня вдруг дошло, что ни Скобелев, ни Орех не видят чуда. В упор не видят! Рядом со мной находились два человека, которые готовы были обсуждать что угодно. Причины аппаратного сбоя, проблемы связи, скорость «кентавров» и потенциальную угрозу. Но они не хотели или не умели сказать о главном: мы встретились с необыкновенным! Что происходящее уже вышло за пределы нашего маленького мирка. Наших мелких интересов. Что сейчас и здесь творится мировая история. И, в общем, уже неважно, уцелеем мы в заварухе или нет. Что такое три смертных человека перед событием, которое раз и навсегда изменит цивилизацию?.. Скажете, наивно? Скажете, глупо? Сейчас мне и самому хочется так сказать… Я поддался эмоциям. Поверил в фантазию. Решил, что на пороге мечты… Жаль, что так получилось, да. Но мне не стыдно в этом признаваться, потому что ради мечты мы и летаем в космос. Ради звезд и мечты о звездах…
Я снова отвлекся, извините… Продолжу. Очевидно, у Скобелева лопнуло терпение. Он вообще энергичный человек и не любит бездействовать. Он сказал:
– Я собираюсь отправиться к «Хирону». Надо взглянуть, что там происходит.
Потом обратился ко мне:
– Максим, оформишь ВВС?
А я мечтал! И внезапно для самого себя воспротивился командиру. Тогда он мне казался скучным сухарем, который не способен разглядеть чудо. Было бы в высшей степени несправедливо, если бы к непознанному отправился человек без воображения, без страсти… Может, всё проще. Может, я приревновал Скобелева к феномену. Но это была ревность увлеченного человека. У меня и мысли тогда не мелькнуло, что при вступлении в контакт я войду в историю, как Гагарин или Армстронг. Наоборот, я был уверен, что впереди меня ожидают крупные неприятности и, возможно, смерть… Однако отправиться туда и увидеть всё своими глазами… представлялось таким естественным. Самым правильным, да… Может быть, помните «Космическую одиссею» Кубрика? Там такой астронавт Дэвид Боумен. Он фактически обречен, знает об этом, но продолжает полет к Юпитеру. И завершает миссию. Может быть, я представлял себя таким астронавтом. И я уперся рогом. Громко сказал: