Фаранг (Дилогия)
Шрифт:
Шевченко, работавший на весле рядом с Виктором, мрачнел с каждой минутой.
— Скоро уже. Совсем рядом. Видишь мысок?
Мысок Витя, конечно, видел. Белый от соли берег сиял на солнце так, что больно было глазам. Приходилось открывать глаза по очереди и при этом старательно щуриться. Не помогали даже солнцезащитные очки. О том, как себя чувствовали тайские гребцы, было страшно даже подумать.
"А ведь это вечер. А что ж тут днём творится?"
— Лександрыч, ты как здесь…
— А, — украинец выругался и помотал головой, — и не спрашивай. Днём тут ад. Сам увидишь.
Майор угадал. Кхап, как только впереди показался большой залив, в который впадала река, велел идти к низкому безжизненному берегу и становиться на якорь.
Егоров облегчённо бросил весло и, закрыв глаза ладонями, повалился на палубу. Переход от островов к устью реки дался ему очень тяжело. Сильнее всего устали глаза. Они болели так, что казалось, вот-вот лопнут. Становилось понятно, отчего у майора при их знакомстве были такие странные белки и зрачки — с узкой, ярко-красной горизонтальной чертой от края до края глаза.
"Как ни щурься — всё равно выжжет…"
Через полчаса солнце ушло за горы и над заливом воцарилась долгожданная прохлада, которая позволила Вите как следует оглядеться. Посмотреть, если честно, было на что. Горный хребет, который шёл вдоль берега, своим видом здорово напоминал виды Рио-де-Жанейро, которые Витька много раз видел по телевизору. Те же отвесные склоны, те же густые тёмно-зелёные заросли и куча мелких скал, торчащих из моря. Вот только вместо роскошных песков Ипонемы здесь была соль. Громадные пласты белоснежной блестящей соли, которые поднимались из воды и тянулись вплоть до самых гор. Скалы тоже были покрыты белым налётом метров на пятнадцать-двадцать в высоту и лишь за этой границей, на склонах гор появлялась чахлая растительность, которая постепенно превращалась в джунгли.
Река, по соленому берегу которой когда-то шёл майор, всех поразила. Больше всего прямая как стрела водная артерия походила на искусственный канал, за каким-то чёртом прорубленный прямо сквозь горный хребет. Во всяком случае, утёсы, зажимавшие устье, обрывались именно там, где нужно, чтобы не создавать бурной стремнины и, вдобавок, были абсолютно вертикальными.
— Фью! — Моряки ворочали вёсла и увлечённо вертели головами в разные стороны и, от удивления открыв рты, смотрели вверх. Утёсы возносились ввысь на такую головокружительную высоту, что, казалось, их вершины там соприкасаются.
"Мамма мия!"
Ширина реки была, приблизительно, метров триста, да ещё у подножий утёсов имелись узенькие соляные тротуары, по которому Шевченко и вышел к морю. Получалось, что расстояние от стены до стены было, как минимум метров триста пятьдесят.
"А это значит, что высота… ну… на три умножим… да нет, бред, кому надо срезать километровой высоты гору?"
Витя посмотрел вперёд — голые каменные стены ущелья и не думали заканчиваться.
— И-и-раз! И-и-два!
Кхап, хорошенько выучивший несколько русских слов, взял свой бубен и заколотил в него палкой, задавая рабочий ритм гребцам.
— Давай-давай, ушлёпки х'еновы! Поднажми!
"Блин, научили на свою голову!"
Егоров
— Слухай, Витя, — майор был мокрым от пота с головы до ног, — какой чёрт меня занёс на эти галеры?
Каменное ущелье они прошли всего за два часа. Русло реки было всё такое же прямое, без изгибов и прочих отмелей. Натуральный судоходный канал, дно которого было покрыто сплошным ковром из большущих кристаллов соли, имел всюду совершенно одинаковую ширину и, судя по всему, одинаковую глубину. Отвесные стены постепенно становились всё ниже и ниже, пока, наконец, не исчезли совсем. Команда "Птицы" не сговариваясь, облегчённо выдохнула и загалдела на разных языках. Лучи солнца, снова заливавшие палубу, уже не казались обжигающими, а наоборот — тёплыми и ласковыми.
— Уф.
До Виктора только сейчас дошло, что большую часть времени он молчал, грёб, обливался холодным потом и снова молчал. Каменные тиски давили на психику — будь здоров!
Кораблик неспешно шёл по широкой долине, лежащей между двумя горными хребтами. Позади остались поросшие джунглями макушки прибрежных гор и холмов, а впереди, на горизонте маячили новые, гораздо более низкие горы. Голые, безлесные и… зловещие, какие-то.
— Майор, а дальше там — что?
— …опа. — Шевченко было не до разговоров. Пожилой лётчик упахивался на весле и на места, где он недавно шёл, не смотрел.
— Глаза б мои этого не видели. Там горы. Чёрные совсем. Камень чёрный. А в ущелье там — жара дикая. Как в духовке. Одно хорошо — оно сильно короче будет, чем первое, да… Ни травиночки, ни кустика. Тени вообще нигде нет. Так что…
Картинка вырисовывалась мрачноватая. Даже широкая долина (Витя оценил расстояние между хребтами километров в двадцать), которую идеально ровной линией пересекал канал, была скорее похожа на африканскую саванну, чем на джунгли. Сухая, выжженная солнцем трава, растущие там и сям редкие раскидистые деревья и пылившее на пределе видимости стадо каких-то животных.
Витька приободрился.
— Видал? Значит, где-то здесь вода есть. Питьевая. А не эта…
Запах химии поднимавшийся с испарениями от канала (а в том, что это искусственный канал Виктор больше не сомневался) добавлял новую порцию мучений экипажу корабля. Это была не вонь, а что-то такое… чистое, звонкое, страшное, отчего шевелились волосы на заднице, табунами бегали по загривку мурашки и хотелось поскорее убраться отсюда как можно дальше.
Химия.
Егоров не сомневался — вздумай он сунуть руку в воду и потрогать кристаллы — смерть ему была бы обеспечена.
— Мы с Мишкой там шли, — майор мотнул головой в сторону саванны, — ближе чем на километр к воде не приближались. Там хоть дышать можно.
На обед решили не останавливаться. Измученные гребцы поели прямо на ходу и снова взялись за вёсла, а Егоров искренне порадовался тому, что смог наступить себе на горло и не взял Катерину с собой — солнце здесь давило по-настоящему. Тяжело. Ощутимо прессуя прикрытые пальмовыми листьями затылки.
Бум. Бум. Бум.
Кхап стучал в свой бубен, словно шаман, призывающий тучи и дождь.