Фарцовщик
Шрифт:
Вот новый зал – галерея «Три века». Опять хороший фарфор, опять великолепная бронза, и в углу огромная картина художника Рубо «Казачий офицер на тройке». Дмитрий Петрович уже не спрашивал цену: он хорошо себе представлял, что хозяева заломят слишком много.
Супруги походили еще с полчаса по залам антикварного салона. Здесь жена сказала:
– Дорогой, давай уже пойдем с этой выставки, что-то ножки мои устали. Всё равно мы с тобой ничего здесь не купим. Так чего же попусту надрывать душу? Картины здесь великолепные, но и цены жуткие. Поехали домой, дорогой. Этот мир картин
Дмитрий Петрович согласился с женой: «Хорошо она сказала, ходить здесь – только душу надрывать». Они пошли к выходу, и уже перед самым спуском вниз по лестнице Дмитрий Петрович опять увидел Екатерину Владимировну. Она стояла при входе в свой зал – красиво и грациозно, как и подобает хозяйке богатого магазина, внимательно рассматривая потенциальных покупателей, проходящих мимо. Она заметила Дмитрия Петровича, идущего с женой под ручку:
– Ну как, Дмитрий Петрович, вы готовы купить Вельца с такой скидкой?
Дмитрий Петрович сразу покраснел и хотел даже нагрубить ей, но потом взял себя в руки и интеллигентно ответил:
– Екатерина Владимировна, ваш Вельц очень хорош, но я всё же не готов его покупать по такой цене, даже с учетом фантастической скидки, которую вы мне предложили.
И Дмитрий Петрович приложил руку к своей голове, показывая свое почтение и одновременно заканчивая разговор. Они с женой пытались пройти мимо Екатерины Владимировны, когда она пылко схватила руку Дмитрия Петровича:
– Может, вы хотите взглянуть на великолепные вещи в другом зале?
Дмитрий Петрович взглянул на жену и не увидел в её лице знака недовольства. Он ответил:
– Да, можно взглянуть…
Все трое прошли в другую часть здания, где в конце коридора Екатерина Владимировна ключом открыла небольшую комнату, которая вся была заставлена картинами, бронзой и медью. Чего здесь только не было: и картины в рамах, и картины без рам, картины на холсте, и картины, написанные на картоне… Этюды и рисунки, акварели и гравюры, бронзовые мальчики в пыли, бронзовые пастушки, тоже в пыли, пузатые медные самовары, и даже медный шлем водолаза. Все это висело, лежало и стояло в углах, у стен и даже на подоконнике.
Поначалу Дмитрий Петрович пожалел, что пришел сюда. Он слишком тонко чувствовал и высоко ценил произведения искусств, но в таком виде… Эта комната напоминала скорее склад, чем выставочный зал. Она покоробила его эстетические чувства. Екатерина Владимировна в его глазах моментально превратилась в старую бабку с дурной наследственностью. И он, не говоря ни слова, развернулся, подхватил жену под руку и пошёл на выход. Однако покидая этот склад, почти что в дверях, он увидел пыльную икону, которая стояла, прислоненная к стене. Перед ней он замер. Его сердце бешено забилось в груди. Рукой он начал стирать пыль с лика Христа, изображённого на этой иконе.
Ни Екатерина Владимировна, ни жена нашего героя ничего не понимали. Они молча смотрели на Дмитрия Петровича, который почти упал перед иконой на колени и гладил, гладил лицо Спасителя. Прошло пять, десять минут… Дмитрий Петрович уже стер всю пыль и теперь со слезами на глазах рассматривал заднюю часть иконы, трогая своими тонкими
– Неужели это ты… Неужели это ты… Не думал я, что мы с тобой опять встретимся… Не думал…
Женщинам казалось, что Дмитрий Петрович сошел с ума.
Это была храмовая икона семнадцатого века «Спас в силах». Дмитрий Петрович обнял икону и прислонил её к своей груди. Мысль и душа его улетели в середину семидесятых годов прошлого века.
* * *
И вот он, вихрастый и крепкий парень, с красивой загорелой девушкой стоят на платформе вокзала города Адлер. Жарким летним вечером садятся они в вагон фирменного поезда Адлер–Москва. Пассажиров очень много. В связи с приближающимся первым сентября все одновременно решили покинуть жаркий Кавказ, причём, как и полагается, – с детьми, с кошечками и с собачками. Толпа была разогрета не только жарой, но и отсутствием билетов. Она кинулась штурмовать поезд. Димка с подругой, как опытный боец, уже не раз попадавший в такие ситуации, и знающий что при таких посадках на одно место могут быть «двойники», особо не церемонясь с рядом стоящими тётками, первый нахально влез в вагон, таща за собой подругу с её огромной спортивной сумкой.
– Куда прёшь, нахал? – кричала толстая тетка, держа на руках противную, облезлую кошку с дикими глазами.
– Тихо, тихо мамаша, – успокаивал её Дима, а сам уже просачивался в вагон мимо тетки и мимо проводницы.
Он быстро нашел своё место и место своей подруги и тут же разложил вещи по всему купе.
– Дим, что с тобой? Ты что, перегрелся что ли, зачем такая спешка? – вопрошала нашего героя шикарная подруга.
– Сейчас поймешь, – ответил Дима.
Вагон быстро заполнялся, и через десять минут свободных мест почти уже не было, а пассажиры всё прибывали и прибывали. То в одном месте вагона, то в другом вспыхивали яростные споры:
– Это место мое!
– Нет, мое!
– А покажите билет?
– Пожалуйста.
– Но ваше место двадцать третье, а вы где сидите? Это же место двадцать пятое, а на него у меня билет. Освободите его, пожалуйста.
– Нет, не освобожу.
– Проводник! Проводник!
И проводник кидался к спорящим, как пожарная команда. В купе кроме Димы и его подруги расположилась престарелая семейная пара. Он – крепкий старик лет шестидесяти и она – тонкая старушечка неопределенного возраста. Дима сидел на своем месте очень сосредоточенно и напряжённо.
– Долго ты будешь?.. – спросила его подруга.
– Тсс, – прислонил Дима к её губам свой палец.
И тут же в купе влетел огромный, потный детина с двумя чемоданами, а за ним нервная женщина, держащая за руку девочку лет десяти.
– Так, – мрачно начал детина, – кто-то в купе лишний.
Все напряглись и уставились на него, кроме Димы. Он нарочно стал смотреть в окно, всем своим видом показывая, что его эта ситуация не волнует.
– Места шестнадцатое и семнадцатое, – еще более мрачно выдавил из себя детина, – быстро освобождаем!