Фарфоровый домик
Шрифт:
Спокойное выражение на лице Понса ничего не говорило мне.
— Но вы же не можете серьезно предполагать, что мисс Кэрвен отравила своего дядю, — проговорил я.
— Положение еще не позволяет мне обратиться к этому предположению, — ответил Понс, отворачиваясь от окна. — Однако любопытная цепь событий просто требует нашего внимания. Ничто не указывает на то, что мисс Эмили посещала своего дядю до своего недавнего визита к нему. Потом она приезжает, они ссорятся, и она в расстройстве и спешке покидает дом. Что все это говорит вам?
— Очевидно, они поссорились.
— Но из-за чего? Два человека,
— Если только между ними не стоит какой-то старый конфликт.
— Замечательно! Замечательно, Паркер, — глаза Понса блеснули. — Однако какой старый конфликт может разделять дядю и племянницу?
— Возможно, внутрисемейная неприязнь?
— С подобной возможностью следует считаться всегда, — согласился Понс. — Однако в подобном случае мисс Эмили едва ли приехала бы к нему без приглашения и извещения, как было в данном случае.
— Быть может, Дэвинсону не было известно о приглашении, — проговорил я.
— Быть может. Но я сомневаюсь в этом. Мисс Эмили покорилась порыву, требовавшему встретиться с дядей и попросить у него о какой-то милости. Отказ в этой милости рассердил Эмили, и она бросилась вон из дома.
— Но это едва ли согласуется с той преднамеренностью, которую обнаружило тщательное приготовление отравленной пастилки, — не мог не заметить я. Как обычно, скепсис оказался излишним.
— Согласен, Паркер. Однако ничто не мешает проявить подобную предусмотрительность на тот случай, если в милости, которой она добивалась от дяди, будет отказано.
— И что же это была за милость, если, не получив ее, мисс Эмили могла удовлетвориться только его смертью? — возразил я. — Если вопрос был давним, почему он не мог подождать еще? Нет, Понс, не складывается, никак не складывается. Боюсь, что вы позволили присущему вам тайному недоверию к женскому полу повлиять на ваше мнение о мисс Эмили Кэрвен.
Понс искренне расхохотался.
— Куда мы направляемся? Вам это известно?
— Мисс Эмили проживает в доме своего отца на Нортумберленд-стрит, в Новом городе. Вчера я потратил некоторое время, чтобы установить этот и прочие факты. Они с сестрой оказались единственными детьми Эндрю, брата сэра Рэндольфа. Сестра Эмили вышла замуж неудачно, и муж промотал ее значительное наследство. Оба старших Линдолла давно умерли, семью представляет единственный сын Рональд, который работает в книжном магазине на Торпичен-стрит. Однако мы уже приехали, вот и Эдинбург.
Через час мы уже стояли на крыльце дома на Нортумберленд-стрит. Понс три раза позвонил в колокольчик, после чего дверь приоткрылась и в щели появилось вопрошающее лицо.
— Мисс Эмили Кэрвен?
— Да?
— Мистер Солар Понс, из Лондона, к вашим услугам. Мы с доктором Паркером приехали, чтобы переговорить с вами по поводу смерти вашего дяди.
На какое-то мгновение воцарилось красноречивое молчание. Потом дверь широко распахнулась, и в ней появилась мисс Кэрвен уже целиком, несомненно шокированная и удивленная.
— Неужели дядя Рэндольф скончался? Я видела его в этом месяце. Воплощение здоровья! — воскликнула она. — Но простите меня. Входите, джентльмены, входите.
Мисс Эмили провела нас в гостиную старомодного дома,
— Прошу вас, садитесь, — сказала она. — Расскажите мне о смерти дяди. Что произошло? Несчастный случай?
— Возможно, в известной мере вы правы, — проговорил Понс. — Его обнаружили мертвым в собственном кабинете.
— Бедный дядя! — воскликнула она без особенной горечи в голосе. Глаза мисс Эмили никак не могли остановиться ни на мне, ни на Понсе. Руки ее деловито поправляли одежду, пальцы то соединялись, то оказывались вдруг возле губ.
— Кстати, вы знаете, что он оставил вам пять сотен фунтов?
— Нет, не знаю. — Тут взгляд ее вдруг прояснился. — Бедный, милый дядя! Он мог бы и не делать этого. Теперь, когда его не стало, я получу все! Все!
— Примерно две недели назад вы посещали своего дядю, мисс Кэрвен.
— Да, я была у него. — Она скривилась.
— Вы нашли, что он хорошо выглядит?
— Полагаю, что я уже говорила это, сэр.
— Вы вышли от него в расстройстве. Он был с вами не любезен?
— Сэр, это старая история. И теперь она уже улажена.
— Не изволите ли вы рассказать нам о ней?
— О, здесь нет никакого секрета, уверяю вас. Здесь, в Эдинбурге, о ней все знают. — Дернув головой, она повела плечами, на мгновение отдавшись жалости к себе. — Дядя Рэндольф был не менее жестким человеком, чем мой отец. Моя старшая сестра Сесили, с точки зрения отца, крайне неудачно вышла замуж. Он выделил ей ее долю наследства, и когда увидел, как Артур обошелся с ним, сделал все, чтобы я не могла поступить подобным образом. Посему он поместил мою долю наследства, пятьдесят тысяч фунтов, под опеку, поручив ее дяде Рэндольфу. Я могла только получить годовое пособие на жизнь, сущие гроши. Однако мир изменился, и всякий знает, что теперь не так-то легко жить на ограниченный доход, как было двадцать пять лет назад, когда умер мой отец. Но теперь все это закончено. Дядя Рэндольф скончался, и мое вернется ко мне без его или чьего-либо контроля.
— Должно быть, вам помогали, мисс Кэрвен, — с симпатией промолвил Понс.
— О, да. Мой племянник, мой дорогой мальчик! Он — все, что у меня есть, джентльмены. Он заботился о своей старой тетушке так, как если бы я была его собственной матерью. Мне было здесь достаточно одиноко. Что я могла сделать, в каком обществе вращаться, имея столь ограниченный доход? Но теперь все переменилось. Мне печально слышать, что дядя Рэндольф умер, однако я не могу сожалеть о том, что с моего наследства будут сняты ограничения.
Понс бегло окинул взглядом комнату, выглядевшую не очень современно.
— Очаровательная комната, мисс Кэрвен, — заметил он.
— Все здесь спланировал мой дед. А я ее ненавижу, — бесхитростно сказала она. — И продам дом без всяких колебаний. Только представьте себе, что у меня могло бы быть, если бы я получила свои пятьдесят тысяч, когда мне не было еще тридцати! Ох, мистер Понс, как это было жестоко! Отец мой считал, что я поступлю со своими деньгами так же, как и сестра, даже после того, как это случилось с ее семьей.