Фармацевт 3
Шрифт:
Иногда хорошо знать будущее, поэтому я спокойно перенес эту новость, и с трудом удержался от улыбки. Женщина даже не предполагает, что всего через пятнадцать лет в этом доме поселятся совершенно другие люди. А немецкие совхозы почти полностью опустеют. Ну, если все пойдет, как в моей первой жизни.
Лида, похоже, с маминым решением была знакома давно, поэтому ничем не выразила возмущения, только кинула тревожный взгляд в мою сторону. Проверить, не расстроюсь лия, узнав, что придется покинуть обжитую мансарду. Но, увидев мою улыбающуюся физиономию, тревожиться
— Мама, ты же знаешь, что фармацевту выделена жилплощадь во врачебном доме, так, что мы Сашей там поселимся после свадьбы, — напомнила она.
Валентина Григорьевна в ответ кивнула и с доброй улыбкой продолжила:
— Завтра у нас выходной, а в понедельник можно будет пойти в сельский совет написать заявление, А я Таньку возьму за компанию и мы посмотрим, что там у вас будет за жилье. Может, ремонт, какой надо будет сделать.
Повернувшись ко мне, добавила:
— Представляешь, Лида, когда с учебы приехала, даже не взглянула на ту квартиру, сразу сказала, что будет жить со мной. Ну а молодым, сам бог велел жить отдельно.
В ответ я кивнул, дав понять, что в данном случае с божеским велением вполне согласен.
После ужина немилосердно захотелось спать. Уж очень длинный сегодня выдался день. Ночное дежурство, рыбалка, танцы и как вишенка на торте признание в любви и разговор с тещей.
Поэтому, когда выбрался из-за стола, сразу отправился наверх, объяснив, что завтра с утра на работу и надо выспаться.
Грохнулся в кровать и проснулся лишь в семь утра от звона будильника.
Лиде в выходной на работу было не нужно. Но она уже встала и сама, что-то напевая, жарила оладьи, пока мама нежилась в постели.
Низменная часть моего сознания, тихо шепнула:
— Не верь это демоверсия.
Другая, более лояльно настроенная часть, также тихо сообщила:
— Ничего подобного. Девушка искренне хочет накормить своего будущего мужа и меньше всего думает о демоверсии. Это не твое далекое будущее, здесь еще почти домострой.
В воскресенье больные стараются меньше болеть, поэтому почти весь день мы провели в ожидании вызовов. Я даже успел скататься на обед, где меня дружно кормили в четыре руки.
От нечего делать мы с Михаэлем обсуждали своих коллег, и медицинский персонал амбулатории.
В один момент Михаэль спросил:
— Саш, помнишь ту бабку с давлением? Ну, когда Гертруда тебя позвала аппарат ЭКГ посмотреть.
— Помню, конечно, — ответил я.
— Тогда слушай. Представляешь, с того времени она ни разу нас не вызывала. Вчера фельдшера гадали, с чего бы это случилось.
— Ну, и на чем остановились? — с усмешкой спросил я.
— Да, ни на чем. Алевтина предположила, что в больнице в Темиртау зимой холодно, вот она и не обращается. А Гертруда доказывала, что не из-за этого, просто она неожиданно поправилась. Бабка бывшая скотница, с телятами много лет работала. Так теперь она каждый день в телятнике пасется, скотникам мозг выедает, со своими указаниями пристает, была бы больная
— Хм, ну, и дела, — мне что-то стало не по себе. — Неужели старушка поправилась от одной таблетки модифицированного раунатина? Ну, ладно, возможно давление нормализовалось. Но здоровье то откуда взялось на работу бегать? Или я чего-то в своих способностях не понимаю?
Сразу захотелось съездить к этой больной и посмотреть на нее самому.
К сожалению, такой номер здесь не пройдет.
— Ну, так чем разговор закончился? — снова спросил я.
— Да, скандалом, чем еще, — отмахнулся Михаэль. — Над Гертрудой Карловной посмеялись, из-за ее предположения. А она женщина самолюбивая, разоралась так, что все сразу разбежались.
После этого Михаэль вновь уткнулся в книгу. Все-таки для человека, желающего поступить в мединститут, у него странноватые интересы, ему бы следовало учебник химии читать, или биологии. А он сейчас держал в руках толстый том под названием «Протозойные инфекции западной Африки». — Где он такие монографии только находит? — думал я, глядя на эту картину.
На пару вызовов нам все же прокатиться пришлось. К счастью для меня все ограничилось помощью на дому, так, что я даже успел на работе выспаться.
Вечером на смену явился Серега Романов. С хитрой усмешкой он спросил:
— Ты вроде бы от своего статуса холостяка решил отказаться?
Улыбнувшись, я ответил:
— Не понимаю, о чем ты говоришь.
— Все ты понимаешь, — засмеялся Сережка. — Циммерманиха на весь совхоз уже растрещала, что вы с Лидкой расписываетесь. Правда что ли?
— Завтра в сельсовет заявление пойдем подавать, — кратко сообщил я.
— Мда, не знаю даже, поздравлять тебя, или нет, — протянул напарник. — Лида, конечно, красавица, но лучше бы ты русскую жену нашел.
— А что так? спросил я.
— Ну, понимаешь, немцы они такие, как бы тебе сказать, в общем, скучный народ.
— Подожди, а Валентина Григорьевна она разве не русская?
Сережка хмыкнул.
— Ну, она, считай, на три четверти немка, У нее вроде бы дед хохол в предках затесался. А Вальтер Циммерман, отец Лидкин, был еще тот зануда, я, правда, сам особо не помню, мне мать рассказывала.
Нашу беседу прервала появившаяся Анна Францевна Готлиб.
Полная, седая медсестра заглянула к нам в шоферскую.
— Добрый вечер, мальчики, кто из вас отвезет меня к больному?
— А чего это вы, Анна Францевна, по воскресным вечерам на инъекции ездите? — спросил Романов с наивным видом.
Анна Францевна слегка запунцовела, и, сердито сказав Сергею, что бы тот через десять минут был готов, закрыла за собой дверь.
Сережка с Михаэлем переглянулись и засмеялись.
— Она вчера с Гертрудой тоже поругалась и та отказалась ездить на инъекции, сказала это не ее дело. А Токишев заявил, чтобы сами разбирались, но чтобы назначение были сделаны, иначе последуют оргвыводы.