Фарос

Хейли Гай

— Что ты с собой сделал? — цокнул языком Тарик, изучая раны Обердея. — Я только вчера выпустил тебя из апотекариона. Ты так жаждешь вернуться?

— Нет, апотекарий, я хочу стать достойным, — ответил юноша. — Других устремлений у неофитов нет.

— Постарайся в процессе не уничтожить плоды наших тяжких трудов. — Тарик взял массивный инъектор с серебряного подноса, протянутого одним из помощников. — Это поможет тебе расслабиться. Затем брат Сергион тебя обследует. — Он прижал инъектор к бицепсу скаута. Раздалось тихое шипение,

и апотекарион исчез за облаком разноцветных точек.

Обердей погрузился в состояние, самое близкое ко сну с того дня, когда рухнул в темноту, но отдыха оно не несло.

Он задрожал и вновь оказался в горе…

Звук собственного дыхания грохотал в ушах под оглушающий аккомпанемент текущей по венам крови. От волнения опять заработало второе сердце, и двойной ритм решил осознание собственной никчемности. Он не был воином. Он был потерявшимся мальчишкой, дрожащим от страха перед обитателями темноты.

Он пытался не обращать внимания на полупризрачных существ, скрывающихся на периферии чувств, сосредоточиться на том, чему его учили, и прогнать все эмоции.

«Соберись, — думал он. — И они не будут ведать страха».

Таков был приказ Императора и обещание Легионес Астартес.

«Сосредоточься на нем».

Но, несмотря на все улучшения и гипнотренировки, он не был космодесантником. Все еще не был.

Он боялся. Но еще глубже сидел страх, что он потерпел неудачу, как многие другие до него, что способность бояться сделала его недостойным вступить в ряды Тринадцатого в качестве полноценного легионера. Он злился от стыда, и хотя злость боролась со страхом, он все равно не мог ждать грядущего без ужаса. Из-за проклятой улучшенной памяти он в точности помнил, что тогда произошло, и боль полученного знания останется с ним навсегда, даже когда забудутся лица родных.

Его спящее «я» плыло по воспоминаниям, умоляя Обердея из прошлого остановиться, не делать следующий шаг, не ступать в бессветную ночь. Он хотел повернуть назад, отыскать хоть какой-нибудь огонек, чтобы прогнать тьму.

Но не мог. Все это уже случилось.

Всего четыре шага. Четыре шага, после чего он рухнул в бездну и узнал слишком много. Обердей поднял ногу, и его спящее «я» предупреждающе воскликнуло, прося остаться в безопасности незнания.

Чей-то разум коснулся его разума, наполняя покоем. Поднятая нога замерла над бездной.

— Довольно, — произнес незнакомый голос, и сон закончился.

Его взяли за руку — крепко и по-отечески нежно.

Обердей открыл глаза. Они чесались, как от долгого сна. После привидевшейся тьмы белизна апотекариона ослепляла.

— Неофит Обердей, ты проснулся?

Сержант Арк стоял над ним, бережно держа за руку.

Скауту потребовалось время, чтобы прийти в себя.

— Обердей? — Арк посмотрел за плечо и обратился к остальным: — С ним такое часто бывает.

Обердей поднял руку и встал, оттолкнувшись

от кушетки. Гелевые аппликаторы измерительных приборов, которых не было, когда он погрузился в видение, потянули за кожу. Он неверным движением свесил ноги с кушетки.

— Я проснулся.

Горло пересохло. Неужели он действительно спал? Он опустил голову и стиснул край кушетки. Руки казались слишком большими. Во сне он был не таким, как сейчас: там он по-прежнему был слабым и уязвимым. Настоящим мальчиком, а не химерой между человеком и трансчеловеком.

— Я проснулся, — повторил он, скорее чтобы убедиться в этом самому.

Тарик жестом велел Обердею закатать рукав туники. Похожее на шприц устройство выдвинуло вперед новый комплект игл, и апотекарий прижал их к руке мальчика. Подняв к лицу присоединенный экран, Тарик промычал что-то про себя при виде результатов, а затем перевел взгляд на большой дисплей, встроенный в стену над кушеткой.

— Все показатели в норме. С медицинской точки зрения неофит по-прежнему является идеальным кандидатом на трансформацию.

Заговорил третий воин. Обердей поднял голову — в его сне звучал именно этот голос.

— Следы психической скверны в нем отсутствуют. Мальчик не псайкер, — сказал Сергион.

Арк взглянул на Обердея с таким видом, будто просил у него разрешения на что-то, после чего встал между своим подопечным и его экзаменатором.

— Как я и говорил, брат Сергион. У моих мальчишек нет таких способностей. Доложи лорду Прейтону о результатах, и покончим с этим. Он исключительный кандидат.

— Арк, — предостерегающе сказал Адалл.

Сергион прищурился. Обердею страшно хотелось убежать от его взгляда.

— Однако сержант Арк прав, — продолжил Адалл. — Похожие сны и видения посещали всех, кто провел в горе хоть немного времени. Обердей пробыл там больше остальных, только и всего.

— Но почему? — спросил Гортензиан. — Согласно вашему графику ротаций, ни один воин Сто девяносто девятой не должен проводить на поверхности больше недели подряд.

— Это случилось еще до того, как я изменил ротный график. Тренировки скаутов всегда проходили в том регионе — и до сих пор проходят. Там идеальная местность, к тому же они обеспечивают операциям дополнительный уровень секретности.

— Ты тоже провел на поверхности много времени, брат, — возразил Гортензиан. — Но ты на грани комы не оказывался.

Обердей молча смотрел на вышестоящих воинов. Между ними начала чувствоваться некоторая напряженность.

— Никто из вас не докладывал об ощущениях такой же силы, какие описывает этот молодой человек, — сказал Сергион.

— Никто из нас не относится к числу неофитов, — заметил Арк. — Он самый младший из рекрутов. Возможно, возраст делает его более восприимчивым. Именно ему приснилось прибытие Сангвиния с Девятым легионом — от чего мы, к слову, только выиграли. Я считаю, причина в силе воздействия.