Фарсаны
Шрифт:
Я прыгнул в дверь и скоро, пристегнувшись, сидел в мягком кресле.
На экране радароскопа мелькали светлячки — изображения твердых частиц. Корабль не может самостоятельно, с помощью автопилота, выйти из этого густого метеоритного роя. При самостоятельном полете он руководствуется, словно живой организм, своим инстинктом самосохранения, слепым и недальновидным. Поэтому, попав в метеоритную тучу, корабль не полетел наперерез потоку твердых частиц, чтобы скорее вырваться из него. Он выбрал самое простое и безопасное — включился в общий метеоритный поток. Таким образом, уменьшалась опасность встречи с большими частицами. Кроме того, даже в случае столкновения
Взглянув на правый боковой радароскоп, я похолодел: в центре экрана, совсем близко, качалась, вращаясь вокруг своей оси, тень огромного обломка скалы. Я отчетливо видел зазубренные края. Но корабль реагировал слабо, так как обломок летел параллельным курсом. Метеорит все же коснулся обшивки корабля. Раздался скрежет. Обломок, скользнув по обшивке, остался позади.
Нет, так не годится. Если не помочь кораблю выйти из метеоритного потока, он погибнет. Вращая боковыми радароскопами, я отыскал ближайшую границу метеоритного облака и решительно направил туда корабль. Опасность, конечно, возросла. Звездолет делал отчаянные рывки и уклоны. Но ему все же не удалось избежать столкновения с довольно крупным, величиной с кулак, метеоритом, который взорвался, к счастью, в носовой, наиболее прочной части звездолета. Корабль затрясся и зазвенел, стрелки приборов беспорядочно запрыгали. Но все обошлось благополучно. Мы вырвались из страшного метеоритного плена. Правда, в пространстве еще носились отдельные обломки, и корабль качался из стороны в сторону, избегая встреч с ними. Но это была спокойная качка, какая бывает в море после шторма на длинных и пологих волнах. Вскоре прекратилась и она. На стеклозон горизонтальных приборов можно было положить ртутный шарик, и он не сдвинулся бы с места — так ровно летел сейчас корабль.
— Все, — с облегчением вздохнул я и обернулся назад.
Тари-Тау! Он смотрел на меня с таким смущением, что мне стало жаль его. Милый юноша! Он переживал за свой недавний страх и растерянность. Мне хотелось утешить его, даже обнять как своего единственного союзника.
В рубке управления столпились все фарсаны: Лари-Ла и Рогус — бледные и перепуганные, Али-Ан — как всегда, невозмутимый и спокойный, и хмурый, чем-то недовольный Сэнди-Ски.
— В чем дело, Сэнди? — спросил я. — Чем недоволен?
— Это я виноват, — угрюмо проворчал Сэнди-Ски. — Я предполагал, что между орбитами четвертой и пятой планет есть густая метеоритная зона — обломки погибшей планеты. Но я не придал этому особого значения и не предупредил.
— Не расстраивайся, Сэнди. Видишь, все в порядке, — улыбнулся я, показывая на приборы и аварийные лампочки. Тревожная сигнализация прекратилась. По приборам можно было определить, что корабль не имел серьезных повреждений.
В это время зазвучала бодрая утренняя мелодия.
— Сейчас нам отдыхать некогда, — сказал я. — Сегодня под руководством бортинженера Рогуса все будут осматривать корабль. Проверить все отсеки и механизмы. Выявить и устранить все, даже малейшие, неисправности и скрытые повреждения.
Сейчас, сидя у себя в каюте за клавишным столиком, я представил себе, что произошло бы с кораблем, если бы я не вывел его из плотного метеоритного потока. Крупные метеориты, а многие из них были величиной с гору, рано или поздно врезались бы в звездолет, разрушили его оболочку, вывели из строя все системы. На потерявший
Тогда, в минуту опасности, я не думал о фарсанах. Я думал о корабле. Я любил этот сложнейший и совершеннейший аппарат, лучшее творение коллективного разума Зурганы. Я относился к нему почти как к живому существу. И тогда, в грохоте небесной бомбардировки, у меня возникло непреодолимое желание спасти его.
А сейчас я снова спрашиваю себя: зачем я сделал это? Правда, меня утешает одна мысль: я должен закончить дневник и передать его разумным обитателям планеты Голубой.
К тому же Тари-Тау — человек, живой человек, и я обязан ему все рассказать. Нас двое, и бороться мне с фарсанами будет в два раза легче, чем одному. В два раза! Это много значит.
Сегодня я несколько раз оставался в рубке управления наедине с Тари-Тау. Каждый раз я пытался заговорить с ним о фарсанах. И каждый раз внезапно возникающее чувство смутной тревоги останавливало меня. Нет, подожду еще. В этом деле рисковать нельзя.
Метеоритная бомбардировка имела для меня одно важное последствие: я нашел способ в любой момент уничтожить фарсанов. Но, к сожалению, вместе с кораблем.
Произошло это так. Сегодня утром я распорядился, чтобы каждый осмотрел стены кают и о малейших трещинах доложил Рогусу. На стене своей каюты я обнаружил звездообразную трещину. По странной прихоти конструкторов корабля стена моей каюты, примыкающая к регенерационному отсеку, была сделана из легкой пластмассы. Правда, это была пластмасса особой прочности. Но и она не выдержала чудовищной тряски корабля во время метеоритной бомбардировки.
Сжатым кулаком я нажал на центр звездообразной трещины, и пластмасса веером разошлась в стороны. В каюту ворвалась струя озонированного воздуха. Там, в регенерационном отсеке, восстанавливался воздух, который по трубам растекался во все жилые помещения корабля.
Трещину можно заварить. И я пошел искать Рогуса, чтобы попросить у него инструмент.
— Рогус в грузовом отсеке, — ответил на мой вопрос Али-Ан, дежуривший у пульта управления.
Я зашел в грузовой отсек и замер от неожиданности, забыв и об инструменте, и о трещине. В грузовом отсеке — хаос невообразимый. Словно злой великан из древних сказок ворвался сюда и в бешенстве швырял все по сторонам, громил и сокрушал. Научно-исследовательские аппараты в беспорядке валялись на полу. Наиболее хрупкие из них были, вероятно, безнадежно испорчены. Даже запасный гусеничный вездеход, наглухо прикрепленный к полу, сдвинулся с места.
— Ничего страшного, капитан, — сказал Рогус, увидев меня. — Основные приборы в исправности. Надо только разложить все по местам.
— А ракета-разведчик? — встревоженно спросил я, показывая на большой сигарообразный корпус. На этой ракете мы собирались совершить посадку на планету, оставив космический корабль на круговой орбите. Ракета сейчас была сброшена со своего места и лежала на полу. Ее острый нос был деформирован.
Рогус виновато взглянул на меня и ответил:
— К сожалению, капитан, у нее серьезные повреждения. Ремонт займет очень много времени. Видимо, посадку на планету придется совершать на корабле.