Фарт
Шрифт:
– Это намек? – спросил Знахарь, – вы хотите, чтобы я от страха залез на дерево и спал там?
– Что вы, – возмутился дон Рикардо, – как можно! Я привык чтить законы гостеприимства. Так что спите спокойно в своей халупе и ни о чем не думайте. Утром Педро разбудит вас.
– Кстати, – Знахарь хлопнул себя по лбу, – где мои люди? Ваше гостеприимство заставило меня забыть о них.
– О, не беспокойтесь. Они совершенно органично влились в компанию моих подчиненных и, насколько мне известно, со вчерашнего вечера не выпускают
Кончита фыркнула и сказала:
– Как же, приведут! Час назад этот ваш Серджио…
– Сергей, что ли?
– Ну да, он. В общем, я видела его в совершенно мертвом состоянии недалеко от склада. Он там лежал в обнимку с этим… с новеньким, как его…
– Ты имеешь в виду Антонио?
– Ага. Рядом стояла бутыль, а в руках у них, как ты и сказал, были зажаты стаканы.
– Хорошо, что не пистолеты, – усмехнулся Знахарь.
– Ну, теперь вы убедились, что с вашими людьми все в порядке? – спросил Альвец, укоризненно глядя на Знахаря.
– Да, дон Рикардо. Простите мне мое излишнее беспокойство.
– Не стоит, – кивнул Альвец, – итак, спокойной ночи. Я пошел спать.
И он, повернувшись к костру спиной, направился в темноту.
Через некоторое время послышался скрип двери, затем она хлопнула, и Кончита, подвинувшись к Знахарю, прошептала:
– Если бы твоя девка не улетела сегодня, завтра я бы ее зарезала.
И она похлопала рукой по армейским ножнам, висевшим на ее поясе.
Знахарь удивленно посмотрел на нее и сказал:
– Вот уж не думал, что ты такая ревнивая! Это ведь только в книжках да в операх все режут любовников направо и налево.
– Если бы она не улетела, завтра ты убедился бы, что в этих книжках написана правда, – настойчиво повторила Кончита и подвинулась еще ближе.
Украдкой оглянувшись туда, где в темноте стояла хижина дона Рикардо, она ловко расстегнула ширинку на брюках Знахаря, и ее смуглая рука скользнула внутрь.
– Он соскучился по мне? – ее глаза стали бессмысленными и подернулись сладострастной дымкой, – точно соскучился, я чувствую, как он быстро становится большим и твердым! Пойдем, папочка, я тебя успокою. Идем скорее, я вся горю…
Знахарь был слегка удивлен такой оперативностью похотливой горячей сеньориты, но возражать не стал, и они, прихватив с собой бутыль, тихонько удалились в хижину Знахаря.
Разбудил меня осторожный стук в дверь.
Разлепив глаза, я посмотрел на часы. Было половина десятого, и солнце уже палило вовсю, ярко освещая видневшиеся в раскрытом окне высокие деревья, за которыми вчера скрылся самолет, унесший от меня Риту.
– Войдите! – сказал я, и дверь приотворилась.
Между моим голосом и тем скрипом, который издала дверь, особой разницы не было, и я понял, что вчера все-таки опять набрался.
В
– Пора вставать. Завтрак готов, и через полчаса вы с сеньором Альвецом выезжаете.
– Хорошо.
Педро исчез, а я, посмотрев на постель рядом с собой, никого не обнаружил. С одной стороны, это радовало, но, с другой стороны, я совершенно не помнил, что тут вчера происходило. Костер помню. Странное поведение дона Рикардо, отправлявшегося спать, помню. Расторопность Кончиты, которая, как только он ушел, сразу же полезла ко мне в штаны, помню. Как мы пошли в мою берлогу, прихватив с собой бутыль, помню.
И все.
Дальше – как отрезало.
Ну и хрен с ним.
Я откинул одеяло, обнаружил себя голым, а присмотревшись, увидел внизу живота, в непосредственной близости от важнейших деталей моего организма, следы зубов. Вот ведь сука! Ненавижу такие проявления страсти, граничащие с членовредительством!
Встав, я быстро оделся с учетом того, что мы отправлялись, как я понял, в приличное место, и вышел на улицу.
В лагере кипела жизнь.
Повстанцы мельтешили тут и там, таская какие-то ящики, весело кричали друг на друга, и по ним не было заметно, что вчера тут царило повальное смертельное пьянство. А может быть, все они уже технично опохмелились. Чем они хуже русских работяг!
Рассуждая таким образом, я подошел к висевшему на дереве умывальнику, тому самому, который в первый день так умилил меня своим сходством с советскими собратьями, и быстро умылся. Было бы неплохо сходить на водопад окунуться, но времени на это уже не было и, не вытираясь, потому что не хватило ума взять в хижине полотенце, я пошел к костру, над которым висел огромный закопченный чайник, и бодро поздоровался с доном Рикардо, сидевшим на коробке из-под авиабомбы.
Он поднял голову и, не переставая нарезать какое-то аппетитное мясо, сказал:
– А, сеньор Тедди! Доброе утро. Как вы себя чувствуете?
И он ехидно посмотрел на меня.
Я хотел было изобразить нездешнюю бодрость и железное здоровье, но понял, что это будет выглядеть слишком уж фальшиво, и, воровато оглянувшись, ответил:
– Честно говоря, я еще сам не понял.
– А это заметно, – кивнул дон Рикардо, – вот бутыль, примите лекарство.
Я и сам был не прочь, но не хотел показать себя привычным алкашом, поэтому помялся и сказал:
– Да я, честно говоря, не знаю, стоит ли…
– Бросьте, Тедди, здесь все свои. Я ведь вижу, что вы не в порядке.
– Да?… Ну ладно.
И я налил себе полный стакан вина.
– А вы-то сами будете? – спохватился я, уже поднеся стакан к губам.
– А я уже, – успокоил меня дон Рикардо, – видите, какой я живой?
Я посмотрел на него еще раз и убедился, что так оно и есть. Дон Рикардо был, как огурец. Только глаза блестели совсем не по-утреннему.